|
Люди, хорошо знавшие Марью Николаевну, уверяли, что когда во всем ее сильном и крепком существе внезапно проступало нечто нежное и скромное, что-то почти девически стыдливое – хотя, подумаешь, откуда оно бралось?.. – тогда… да, тогда дело принимало оборот опасный. Оно, по-видимому, принимало этот оборот и для Санина… Презрение он бы почувствовал к себе, если б ему удалось хотя на миг сосредоточиться; но он не успевал ни сосредоточиться, ни презирать себя. А она не теряла времени. И всё это происходило оттого, что он был очень недурен собою! Поневоле придется сказать: «Как знать, где найдешь, где потеряешь?» Пьеса кончилась. Марья Николаевна попросила Санина накинуть на нее шаль и не шевелилась, пока он окутывал мягкой тканью ее поистине царственные плечи. Потом она взяла его под руку, вышла в коридор – и чуть не вскрикнула: у самой двери ложи, как некое привидение, торчал До?нгоф; а из-за его спины выглядывала паскудная фигура висбаденского критика. Маслянистое лицо «литтерата» так и сияло злорадством. – Не прикажете ли, сударыня, я вам отыщу вашу карету? – обратился к Марье Николаевне молодой офицер с трепетом худо сдержанного бешенства в голосе. – Нет, благодарствуйте, – ответила она, – мой лакей ее найдет. – Останьтесь! – прибавила она повелительным шёпотом – и быстро удалилась, увлекая за собою Санина. – Ступайте к чёрту! Что вы ко мне пристали? – гаркнул вдруг До?нгоф на литтерата. Надо было ему на ком-нибудь сорвать свое сердце! – Sehr gut! sehr gut! – пробормотал литтерат и стушевался. Лакей Марьи Николаевны, ожидавший ее в сенях, в мгновение ока отыскал ее карету – она проворно села в нее, за нею вскочил Санин. Дверцы захлопнулись – и Марья Николаевна разразилась смехом. – Чему вы смеетесь? – полюбопытствовал Санин. – Ах, извините меня, пожалуйста… но мне пришло в голову, что если До?нгоф с вами опять будет стреляться… из-за меня… Не чудеса ли это? – А вы с ним очень коротко знакомы? – спросил Санин. – С ним? С этим мальчиком? Он у меня на побегушках. Вы не беспокойтесь! – Да я и не беспокоюсь вовсе. Марья Николаевна вздохнула. – Ах, я знаю, что вы не беспокоитесь. Но слушайте – знаете что: вы такой милый, вы не должны отказать мне в одной последней просьбе. Не забудьте: через три дня я уезжаю в Париж, а вы возвращаетесь во Франкфурт… Когда мы встретимся? – Какая это просьба? – Вы верхом, конечно, умеете ездить? – Умею. – Ну вот что. Завтра поутру я вас возьму с собою – и мы поедем вместе за город. У нас будут отличные лошади. Потом мы вернемся, дело покончим – и аминь! Не удивляйтесь, не говорите мне, что это каприз, что я сумасшедшая – всё это может быть, – но скажите только: я согласен! — 248 —
|