|
– Не привез, – отвечал Квицинский, – и не мог привезти. – Это почему? Вы его видели? – Видел. – С ним что случилось? Удар? – Никак нет; ничего не случилось. – Почему же вы не привезли его? – А он дом свой разоряет. – Как? – Стоит на крыше нового флигеля – и разоряет ее. Тесин, полагать надо, с сорок или больше уже слетело; решетин тоже штук пять. («Крова у них не будет!» – вспомнились мне слова Харлова.) Матушка уставилась на Квицинского. – Один… на крыше стоит и крышу разоряет? – Точно так-с. Ходит на настилке чердака и направо да налево ломает. Сила у него, вы изволите знать, сверхчеловеческая! Ну и крыша, надо правду сказать, лядащая; выведена вразбежку, шалевками забрана, гвозди – однотес[81]. Матушка посмотрела на меня, как бы желая удостовериться, не ослышалась ли она как-нибудь. – Шалёвками вразбежку, – повторила она, явно не понимая значения ни одного из этих слов… – Ну, так что ж вы? – проговорила она наконец. – Приехал за инструкциями. Без людей ничего не поделаешь. Тамошние крестьяне все со страха попрятались. – А дочери-то его – что же? – И дочери – ничего. Бегают, зря… голосят… Что толку? – И Слёткин там? – Там тоже. Пуще всех вопит, но поделать ничего не может. – И Мартын Петрович на крыше стоит? – На крыше… то есть на чердаке – и крышу разоряет. – Да, да, – проговорила матушка, – шалёвками… Казус, очевидно, предстоял необыкновенный. Что было предпринять? Послать в город за исправником, собрать крестьян? Матушка совсем потерялась. Приехавший к обеду Житков тоже потерялся. Правда, он упомянул опять о воинской команде, а впрочем, никакого совета не преподал и только глядел подчиненно и преданно. Квицинский, видя, что никаких инструкций ему не добиться, доложил – со свойственной ему презрительной почтительностью – моей матушке, что если она разрешит ему взять несколько конюхов, садовников и других дворовых, то он попытается… – Да, да, – перебила его матушка, – попытайтесь, любезный Викентий Осипыч! Только поскорее, пожалуйста, а я всё беру на свою ответственность. Квицинский холодно улыбнулся. – Одно наперед позвольте объяснить вам, сударыня: за результат невозможно ручаться, ибо сила у господина Харлова большая и отчаянность тоже; очень уж он оскорбленным себя почитает! – Да, да, – подхватила матушка, – и всему виною этот гадкий Сувенир! Никогда я этого ему не прощу! Ступайте, возьмите людей, поезжайте, Викентий Осипыч! — 139 —
|