Впрочем, Базарову было не до того, чтобы разбирать, что именно выражали глаза его матери; он редко обращался к ней, и то с коротеньким вопросом. Раз он попросил у ней руку «на счастье»; она тихонько положила свою мягкую ручку на его жесткую и широкую ладонь. – Что, – спросила она, погодя немного, – не помогло? – Еще хуже пошло, – отвечал он с небрежною усмешкой. – Очинно они уже рискуют, – как бы с сожалением произнес отец Алексей и погладил свою красивую бороду. – Наполеоновское правило, батюшка, наполеоновское, – подхватил Василий Иванович и пошел с туза. – Оно же и довело его до острова святыя Елены, – промолвил отец Алексей и покрыл его туза козырем. – Не желаешь ли смородинной воды, Енюшечка? – спросила Арина. Власьевна. Базаров только плечами пожал. – Нет! – говорил он на следующий день Аркадию, – уеду отсюда завтра. Скучно; работать хочется, а здесь нельзя. Отправлюсь опять к вам в деревню; я же там все свои препараты оставил. У вас по крайней мере запереться можно. А то здесь отец мне твердит: «Мой кабинет к твоим услугам – никто тебе мешать не будет»; а сам от меня ни на шаг. Да и совестно как-то от него запираться. Ну и мать тоже. Я слышу, как она вздыхает за стеной, а выйдешь к ней – и сказать ей нечего. – Очень она огорчится, – промолвил Аркадий, – да и он тоже. – Я к ним еще вернусь. – Когда? – Да вот как в Петербург поеду. – Мне твою мать особенно жалко. – Что так? Ягодами, что ли, она тебе угодила? Аркадий опустил глаза. – Ты матери своей не знаешь, Евгений. Она не только отличная женщина, она очень умна, право. Сегодня утром она со мной с полчаса беседовала, и так дельно, интересно. – Верно, обо мне всё распространялась? – Не о тебе одном была речь. – Может быть; тебе со стороны видней. Коли может женщина получасовую беседу поддержать, это уж знак хороший. А я все-таки уеду. – Тебе нелегко будет сообщить им это известие. Они всё рассуждают о том, что мы через две недели делать будем. – Нелегко. Чёрт меня дернул сегодня подразнить отца; он на днях велел высечь одного своего оброчного мужика – и очень хорошо сделал; да, да не гляди на меня с таким ужасом – очень хорошо сделал, потому что вор и пьяница он страшнейший; только отец никак не ожидал, что я об этом, как говорится, известен стал. Он очень сконфузился, а теперь мне придется вдобавок его огорчить… Ничего! До свадьбы заживет. Базаров сказал: «Ничего!» – но целый день прошел, прежде чем он решился уведомить Василия Ивановича о своем намерении. Наконец, уже прощаясь с ним в кабинете, он проговорил с натянутым зевком: — 85 —
|