|
– Меня зовут Аркадий Николаич Кирсанов, – проговорил Аркадий, – и я ничем не занимаюсь. Евдоксия захохотала. – Вот это мило! Что, вы не курите? Виктор, вы знаете, я на вас сердита. – За что? – Вы, говорят, опять стали хвалить Жорж Санда. Отсталая женщина и больше ничего!* Как возможно сравнить ее с Эмерсоном! Она никаких идей не имеет ни о воспитании, ни о физиологии, ни о чем. Она, я уверена, и не слыхивала об эмбриологии, а в наше время – как вы хотите без этого? (Евдоксия даже руки расставила.) Ах, какую удивительную статью по этому поводу написал Елисевич!* Это гениальный господин! (Евдоксия постоянно употребляла слово «господин» вместо «человек».) Базаров, сядьте возле меня на диван. Вы, может быть, не знаете, я ужасно вас боюсь. – Это почему? Позвольте полюбопытствовать. – Вы опасный господин; вы такой критик. Ах боже мой! мне смешно, я говорю, как какая-нибудь стерва помещица. Впрочем, я действительно помещица. Я сама имением управляю, и, представьте, у меня староста Ерофей – удивительный тип, точно Патфайндер* Купера: что-то такое в нем непосредственное! Я окончательно поселилась здесь; несносный город, не правда ли? Но что делать! – Город как город, – хладнокровно заметил Базаров. – Всё такие мелкие интересы, вот что ужасно! Прежде я по зимам жила в Москве… но теперь там обитает мой благоверный, мсьё Кукшин. Да и Москва теперь… уж я не знаю – тоже уж не то. Я думаю съездить за границу; я в прошлом году уже совсем было собралась. – В Париж, разумеется? – спросил Базаров. – В Париж и в Гейдельберг. – Зачем в Гейдельберг? – Помилуйте, там Бунзен*! На это Базаров ничего не нашелся ответить. – Pierre Сапожников…* вы его знаете? – Нет, не знаю. – Помилуйте, Pierre Сапожников… он еще всегда у Лидии Хостатовой бывает. – Я и ее не знаю. – Ну, вот он взялся меня проводить. Слава богу, я свободна, у меня нет детей… Что это я сказала: слава богу! Впрочем, это всё равно. Евдоксия свернула папироску своими побуревшими от табаку пальцами, провела по ней языком, пососала ее и закурила. Вошла прислужница с подносом. – А, вот и завтрак! Хотите закусить? Виктор, откупорьте бутылку; это по вашей части. – По моей, по моей, – пробормотал Ситников и опять визгливо засмеялся. – Есть здесь хорошенькие женщины? – спросил Базаров, допивая третью рюмку. – Есть, – отвечала Евдоксия, – да все они такие пустые. Например, mon amie[18] Одинцова – недурна. Жаль, что репутация у ней какая-то… Впрочем, это бы ничего, но никакой свободы воззрения, никакой ширины, ничего… этого. Всю систему воспитания надобно переменить. Я об этом уже думала; наши женщины очень дурно воспитаны. — 41 —
|