– Кто такая? – произнес нехотя Базаров. – Кукшина, Eudoxie, Евдоксия Кукшина. Это замечательная натура, ?mancip?e[16] в истинном смысле слова, передовая женщина. Знаете ли что? Пойдемте теперь к ней все вместе. Она живет отсюда в двух шагах. Мы там позавтракаем. Ведь вы еще не завтракали? – Нет еще. – Ну и прекрасно. Она, вы понимаете, разъехалась с мужем, ни от кого не зависит. – Хорошенькая она? – перебил Базаров. – Н… нет, этого нельзя сказать. – Так для какого же дьявола вы нас к ней зовете? – Ну, шутник, шутник… Она нам бутылку шампанского поставит. – Вот как! Сейчас виден практический человек. Кстати, ваш батюшка всё по откупам? – По откупам, – торопливо проговорил Ситников и визгливо засмеялся. – Что же? идет? – Не знаю, право. – Ты хотел людей смотреть, ступай, – заметил вполголоса Аркадий. – А вы-то что ж, господин Кирсанов? – подхватил Ситников. – Пожалуйте и вы, без вас нельзя. – Да как же это мы все разом нагрянем? – Ничего! Кукшина – человек чудный. – Бутылка шампанского будет? – спросил Базаров. – Три! – воскликнул Ситников. – За это я ручаюсь! – Чем? – Собственною головою. – Лучше бы мошною батюшки. А впрочем, пойдем. XIIIНебольшой дворянский домик на московский манер, в котором проживала Авдотья Никитишна (или Евдоксия) Кукшина, находился в одной из нововыгоревших улиц города ***; известно, что наши губернские города горят через каждые пять лет. У дверей, над криво прибитою визитного карточкой, виднелась ручка колокольчика, и в передней встретила пришедших какая-то не то служанка, не то компаньонка в чепце – явные признаки прогрессивных стремлений хозяйки. Ситников спросил, дома ли Авдотья Никитишна? – Это вы, Victor? – раздался тонкий голос из соседней комнаты. – Войдите. Женщина в чепце тотчас исчезла. – Я не один, – промолвил Ситников, лихо скидывая свою венгерку, под которою оказалось нечто вроде поддевки или пальто-сака, и бросая бойкий взгляд Аркадию и Базарову. – Всё равно, – отвечал голос. – Entrez[17]. Молодые люди вошли. Комната, в которой они очутились, походила скорее на рабочий кабинет, чем на гостиную. Бумаги, письма, толстые нумера русских журналов, большею частью неразрезанные, валялись по запыленным столам; везде белели разбросанные окурки папирос. На кожаном диване полулежала дама, еще молодая, белокурая, несколько растрепанная, в шелковом, не совсем опрятном, платье, с крупными браслетами на коротеньких руках и кружевною косынкой на голове. Она встала с дивана и, небрежно натягивая себе на плечи бархатную шубку на пожелтелом горностаевом меху, лениво промолвила: «Здравствуйте, Victor», – и пожала Ситникову руку. — 39 —
|