Важным источником, из которого Тургенев черпал материал для речей Потугина, были статьи Белинского. Близость рассуждений этого персонажа к некоторым идеям Белинского особенно очевидна в тех его монологах, которыми был дополнен текст «Дыма» в отдельном издании 1868 г.[303] Этот факт, вероятно, может быть объяснен тем, что уже первые отзывы о «Дыме», содержавшие обвинения Тургенева в предательстве интересов России, поставили перед ним задачу теоретического обоснования западничества, что побудило писателя обратиться к наследию Белинского, учеником которого он себя считал[304]. В рассуждениях Потугина о пользе заимствований у Запада настолько точно (в восприятии Тургенева) передавались некоторые положения западнической теории Белинского, что писатель счел возможным повторить их с незначительными вариациями в «Воспоминаниях о Белинском», когда излагал свое понимание идей критика[305]. Некоторые суждения Потугина, смысл которых в романе не раскрыт, могут быть прокомментированы и дополнены высказываниями автора «Дыма», опять-таки соприкасающимися с идеями Белинского. Например, слова Потугина о том, что всякая деятельность должна иметь «педагогический, европейский характер» (с. 395), проясняются, если их сопоставить с письмом Тургенева к Герцену от 26 сентября (8 октября) 1862 г., в котором сказано: «Роль образованного класса в России – быть передавателем цивилизации народу, с тем, чтобы он сам уже решал, что ему отвергать или принимать, – эта, в сущности, скромная роль, хотя в ней подвизались Петр Великий и Ломоносов, хотя ее приводит в действие революция, – эта роль, по-моему, еще не копчена». Суждения Тургенева о долге «образованного класса» перед народом и об исторической роли народных масс близки к тому, что писал по этому поводу Белинский[306]. Работая над речами Потугина, Тургенев пользовался также сведениями, почерпнутыми им из русских журналов и из писем его корреспондентов. Например, ожесточенные нападки Потугина на «русских самородков», которые не в состоянии изобрести даже зерносушилку (с. 327), восходят к материалам записок А. А. Фета, напечатанных в мартовской книжке «Русского вестника» за 1863 г., а рассказ этого персонажа о приказчике, обманувшем его на охоте, – к письму И. П. Борисова[307]. IVЗлободневность, сатирическая заостренность, памфлетность некоторых образов «Дыма» обусловили то, что новый роман Тургенева, как и предыдущий – «Отцы и дети», – стал предметом оживленной полемики[308]. В письме к Герцену от 23 мая (4 июня) 1867 г. Тургенев писал: «…знаю, что меня ругают все – и красные, и белые, и сверху, и снизу, и сбоку – особенно сбоку». — 392 —
|