– Ну полноте, полноте, Матрена Семеновна, – перебил ее Бамбаев. – Бросимте эти дрязги и воспаримте-ка в горния. Я ведь старого закала кочерга. Читали вы «Mademoiselle de la Quintinie?»* Вот прелесть-то! И с принципами вашими в самый раз! – Я романов больше не читаю, – сухо и резко отвечала Суханчикова. – Отчего? – Оттого что теперь не то время; у меня теперь одно в голове: швейные машины. – Какие машины? – спросил Литвинов. – Швейные, швейные; надо всем, всем женщинам запастись швейными машинами и составлять общества*; этак они все будут хлеб себе зарабатывать и вдруг независимы станут. Иначе они никак освободиться не могут. Это важный, важный социальный вопрос. У нас такой об этом был спор с Боле? слав Стадницким. Боле? слав Стадницкий чудная натура, но смотрит на эти вещи ужасно легкомысленно. Всё смеется… Дурак! – Все будут в свое время потребованы к отчету, со всех взыщется, – медленно, не то наставническим, не то пророческим тоном произнес Губарев. – Да, да, – повторил Бамбаев, – взыщется, именно взыщется. А что, Степан Николаич, – прибавил он, понизив голос, – сочинение подвигается? – Материалы собираю, – отвечал, насупившись, Губарев и, обратившись к Литвинову, у которого голова начинала ходить кругом от этой яичницы незнакомых ему имен, от этого бешенства сплетни, спросил его: чем он занимается? Литвинов удовлетворил его любопытству. – А! Значит, естественными науками. Это полезно как школа; как школа, не как цель. Цель теперь должна быть… мм… должна быть… другая. Вы, позвольте узнать, каких придерживаетесь мнений? – Каких мнений? – Да, то есть собственно какие ваши политические убеждения? Литвинов улыбнулся. – Собственно у меня нет никаких политических убеждений. Плотный человек, сидевший в углу, при этих словах внезапно поднял голову и внимательно посмотрел на Литвинова. – Что так? – промолвил с странною кротостью Губарев. – Не вдумались еще или уже устали? – Как вам сказать? Мне кажется, нам, русским, еще рано иметь политические убеждения или воображать, что мы их имеем. Заметьте, что я придаю слову «политический» то значение, которое принадлежит ему по праву, и что… – Ага! из недозрелых, – с тою же кротостью перебил его Губарев и, подойдя к Ворошилову, спросил его: прочел ли он брошюру, которую он ему дал? Ворошилов, который, к удивлению Литвинова, с самого своего прихода словечка не проронил, а только хмурился и значительно поводил глазами (он вообще либо ораторствовал, либо молчал), – Ворошилов выпятил по-военному грудь и, щелкнув каблуками, кигнул утвердительно головой. — 174 —
|