|
Суханчикова мгновенно умолкла. – Про этого барина я достоверно знаю, – продолжал он обыкновенным своим голосом, – что когда Третье отделение его вызывало, он у графини Блазенкрампф в ногах ползал и всё пищал: «Спасите, заступитесь!» А Пеликанов никогда до такой подлости не унижался. – Мм… Тентелеев… – проворчал Губарев, – это… это заметить надо. Суханчикова презрительно пожала плечом. – Оба хороши, – заговорила она, – но только я про Тентелеева еще лучше анекдот знаю. Он, как всем известно, был ужаснейший тиран со своими людьми, хотя тоже выдавал себя за эманципатора. Вот он раз в Париже сидит у знакомых, и вдруг входит мадам Бичер-Стоу, – ну, вы знаете, «Хижина дяди Тома». Тентелеев, человек ужасно чванливый, стал просить хозяина представить его; но та, как только услыхала его фамилию: «Как? – говорит, – сметь знакомиться с автором Дяди Тома? – Да хлоп его по щеке! – Вон! – говорит, – сейчас!» И что ж вы думаете? Тентелеев взял шляпу да, поджавши хвост, и улизнул. – Ну, это, мне кажется, преувеличено, – заметил Бамбаев. «Вон!» она ему точно сказала, это факт; но пощечины она ему не дала. – Дала пощечину, дала пощечину! – с судорожным напряжением повторила Суханчикова, – я не стану пустяков говорить. И с такими людьми вы приятель! – Позвольте, позвольте, Матрена Семеновна, я никогда не выдавал Тентелеева за близкого мне человека; я про Пеликанова говорил. – Ну, не Тентелеев, так другой: Михнев, например. – Что же этот такое сделал? – спросил Бамбаев, уже заранее оробев. – Что? Будто вы не знаете? На Вознесенском проспекте всенародно кричал, что надо, мол, всех либералов в тюрьму; а то еще к нему приходит старый пансионский товарищ, бедный, разумеется, и говорит: «Можно у тебя пообедать?» А тот ему в ответ: «Нет, нельзя; у меня два графа сегодня обедают… п’шол прочь!» – Да это клевета, помилуйте! – возопил Бамбаев. – Клевета?.. клевета? Во-первых, князь Вахрушкин, который тоже обедал у вашего Михнзва… – Князь Вахрушкин, – строго вмешался Губарев, – мне двоюродный брат; но я его к себе не пускаю… Ну, и упоминать о нем, стало быть, нечего. – Во-вторых, – продолжала Суханчикова, покорно наклонив голову в сторону Губарева, – Мнe сама Прасковья Яковлевна сказала. – Нашли на кого сослаться! Она да вот еще Саркизов– это первые выдумщики. – Ну-с, извините; Саркизов лгун, точно; он же с мертвого отца парчевой покров стащил, об этом я спорить никогда не стану; но Прасковья Яковлевна, какие сравненья! Вспомните, как она благородно с мужем разошлась!* Но вы, я знаю, вы всегда готовы… — 173 —
|