|
– Как вы это хорошо сказали! – промолвил он. – А что? – Сказали хорошо; просто, не стыдясь и не рисуясь. Кстати: я воображаю, в чувстве человека, который знает и говорит, что он беден, должно быть что-то особенное, какое-то своего рода тщеславие. – Я ничего этого не испытала по милости сестры; я упомянула о своем состоянии только потому, что к слову пришлось. – Так; но сознайтесь, что и в вас есть частица того тщеславия, о котором я сейчас говорил. – Например? – Например, ведь вы, – извините мой вопрос, – вы бы не пошли замуж за богатого человека? – Если б я его очень любила… Нет, кажется, и тогда бы не пошла. – А! вот видите! – воскликнул Аркадий и, погодя немного, прибавил: – А отчего бы вы за него не пошли? – Оттого, что и в песне про неровнюшку поется. – Вы, может быть, хотите властвовать или… – О нет! к чему это? Напротив, я готова покоряться, только неравенство тяжело. А уважать себя и покоряться, это я понимаю; это счастье; но подчиненное существование… Нет, довольно и так. – Довольно и так, – повторил за Катей Аркадий. – Да, да, – продолжал он, – вы недаром одной крови с Анной Сергеевной; вы так же самостоятельны, как она; но вы более скрытны. Вы, я уверен, ни за что первая не выскажете своего чувства, как бы оно ни было сильно и свято… – Да как же иначе? – спросила Катя. – Вы одинаково умны; у вас столько же, если не больше, характера, как у ней… – Не сравнивайте меня с сестрой, пожалуйста, – поспешно перебила Катя, – это для меня слишком невыгодно. Вы как будто забыли, что сестра и красавица, и умница, и… вам в особенности, Аркадий Николаич, не следовало бы говорить такие слова, и еще с таким серьезным лицом. – Что значит это: вам в особенности, – и из чего вы заключаете, что я шучу? – Конечно, вы шутите. – Вы думаете? А что, если я убежден в том, что я говорю? Если я нахожу, что я еще не довольно сильно выразился? – Я вас не понимаю. – В самом деле? Ну, теперь я вижу: я точно слишком превозносил вашу наблюдательность. – Как? Аркадий ничего не ответил и отвернулся, а Катя отыскала в корзинке еще несколько крошек и начала бросать их воробьям; но взмах ее руки был слишком силен, и они улетали прочь, не успевши клюнуть. – Катерина Сергеевна! – заговорил вдруг Аркадий, – вам это, вероятно, всё равно; но знайте, что я вас не только на вашу сестру, – ни на кого в свете не променяю. — 108 —
|