|
– Я слышала, моя милая, – начала она, – вы удивительная виртуозка. – Я давно не играла, – возразила Варвара Павловна, немедленно садясь за фортепьяно, и бойко пробежала пальцами по клавишам. – Прикажете? – Сделайте одолжение. Варвара Павловна мастерски сыграла блестящий, и трудный этюд Герца*. У ней было очень много силы и проворства. – Сильфида! – воскликнул Гедеоновский. – Необыкновенно! – подтвердила Марья Дмитриевна. – Ну, Варвара Павловна, признаюсь, – промолвила она, в первый раз называя ее по имени, – удивили вы меня; вам хоть бы концерты давать. Здесь у нас есть музыкант, старик, из немцев, чудак, очень ученый; он Лизе уроки дает; тот просто от вас с ума сойдет. – Лизавета Михайловна тоже музыкантша? – спросила Варвара Павловна, слегка обернув к ней голову. – Да, она играет недурно и любит музыку; но что это значит перед вами? Но здесь есть еще один молодой человек; вот с кем вы должны познакомиться. Это – артист в душе и сочиняет премило. Он один может вас вполне оценить. – Молодой человек? – проговорила Варвара Павловна. – Кто он такой? Бедный какой-нибудь? – Помилуйте, первый кавалер у нас, да не только у нас – et ? P?tersbourg. Камер-юнкер, в лучшем обществе принят. Вы, наверное, слыхали о нем: Паншин, Владимир Николаич. Он здесь по казенному поручению… будущий министр, помилуйте! – И артист? – Артист в душе, и такой любезный. Вы его увидите. Он всё это время очень часто у меня бывал; я пригласила его на сегодняшний вечер; надеюсь, что он приедет, – прибавила Марья Дмитриевна с коротким вздохом и косвенной горькой улыбкой. Лиза поняла значение этой улыбки; но ей было не до того. – И молодой? – повторила Варвара Павловна, слегка модулируя из тона в тон. – Двадцати восьми лет – и самой счастливой наружности. Un jeune homme accompli[42], помилуйте. – Образцовый, можно сказать, юноша, – заметил Гедеоновский. Варвара Павловна внезапно заиграла шумный штраусовский вальс*, начинавшийся такой сильной и быстрой трелью, что Гедеоновский даже вздрогнул; в самой середине вальса она вдруг перешла в грустный мотив и кончила ариею из «Лучии»*: Fra poco…[43] Она сообразила, что веселая музыка нейдет к ее положению. Ария из «Лучии», с ударениями на чувствительных нотках, очень растрогала Марью Дмитриевну. – Какая душа, – проговорила она вполголоса Гедеоновскому. – Сильфида! – повторил Гедеоновский и поднял глаза к небу. — 74 —
|