Образ Инсарова не удовлетворял критика во всех отношениях. «Личность эта одна из самых неудачных <… > в повести г. Тургенева, – писал он. – Елена любовно называет его железным человеком, сама не подозревая того, что в этой односторонней железности и заключается то, что лишает Инсарова большой доли симпатичности <… > Будь в Инсарове больше мягкости, и энергия его выступала бы с большею яркостью <… > Потом, много интереса теряет в глазах наших Инсаров оттого, что автор прекратил деятельность его в ту самую пору, как мы начинали спрашивать себя: „что? выйдет из этого человека?“ Нам хотелось бы видеть его на поле действия, видеть осуществление его планов пли, наконец, падение в борьбе с непреодолимыми обстоятельствами». Заключительная часть этой характеристики напоминала аналогичные высказывания Добролюбова, статья которого в это время была написана, но еще не напечатана. Такого рода совпадения были нередким явлением в процессе полемики вокруг романа. Буквально в следующей статье о «Накануне», написанной консервативным критиком М. И. Дараганом, отдельные оценки образа Инсарова выглядели еще более близкими критике Добролюбова. «Мы, – писал Дараган, – Инсарова желали бы видеть в кругу его живой деятельности, в сношениях его с болгарскими патриотами, желали бы видеть, как он думал взяться за дело, как он брался за него, в чем именно в отношении к делу выразился его характер, его ум, его воля. Тогда бы мы действительно могли познакомиться с живым человеком и понять <… >, в чем именно состоит неотъемлемое превосходство его героя над нами…» (Наше время, 1860, № 9, 13 марта, с. 134). Этой близостью оценок не исключалось принципиальное отличие отношения Добролюбова к роману Тургенева от позиции, занятой критиком «Нашего времени». Обращаясь к Тургеневу с претензиями, внешне напоминающими то, что писал о «Накануне» Дараган, Добролюбов вместе с тем приветствовал романиста за первую и во многом удачную попытку изображения в художественном произведении деятеля нового типа – гиганта по сравнению с «гамлетиками и самоедами» сороковых годов, в то время как дарагановская критика образа Инсарова носила чисто негативный характер, сводясь к его полной дискредитации с позиций, враждебных освободительному движению. М. И. Дараган первый указал на связь замысла «Накануне» с идеями тургеневской речи «Гамлет и Дон-Кихот». «Мы, – писал он, – совершенно вправе делать сближение статьи г. Тургенева о Дон-Кихоте и Гамлете с его повестью „Накануне“ потому, что два эти произведения вышли одновременно, оба они выражают одну и ту же идею, и наконец одно служит подтверждением и разъяснением другому. В повести г. Тургенев изобразил на деле те противоположные типы, которые с таким тщанием, так красноречиво разъяснял, сравнивая два величайшие создания двух величайших поэтов» (Наше время, 1860, № 9, 13 марта, с. 133). Однако в противоположность Тургеневу, выдвигавшему на передний план и в речи и в романе достоинства деятеля дон-кихотовского типа, Дараган всячески подчеркивал его недостатки. «В Дон-Кихоте, – писал он, – мы видим, как и г. Тургенев, тип бескорыстного деятеля на пользу общую <… >, но никак не можем от идеи о нем отделить того легкомыслия, той неосмотрительности, необдуманности, с которыми он принимается за всякое дело и от которых все попытки его исправить зло остаются неуспешными; так что вместо деятеля (homme d’action) он представляется в наших глазах мечтателем (homme de th?orie); мечтателем однако ж, который приводит тотчас свои идеи в исполнение – и опять-таки мечтательными же средствами… Таких ли деятелей, ради бога, нам нужно в настоящее время?» (там же, с. 133–134). — 324 —
|