– Кажется, у себя наверху. Рассудительная сия лисичка в такую погоду всегда в свою норку прячется. – Ну, пожалуйста, пожалуйста! – Анна Васильевна поискала вокруг себя. – Рюмочку мою с натертым хреном ты не видел? Paul, сделай одолжение, вперед не серди меня. – Где вас рассердить, тетушка? Дайте мне вашу ручку поцеловать. А хрен ваш я видел в кабинете на столике. – Дарья его вечно где-нибудь позабудет, – промолвила Анна Васильевна и удалилась, шумя шелковым платьем. Шубин хотел было пойти за ней, но остановился, услышав за собою медлительный голос Увара Ивановича. – Не так бы тебя, молокососа… следовало, – говорил вперемежку отставной корнет. Шубин подошел к нему. – А за что же бы меня следовало, достохвальный Увар Иванович? – За что? Млад ты, так уважай. Да. – Кого? – Кого? Известно кого. Скаль зубы-то. Шубин скрестил руки на груди. – Ах вы, представитель хорового начала, – воскликнул он, – черноземная вы сила, фундамент вы общественного здания! Увар Иванович заиграл пальцами. – Полно, брат, не искушай. – Ведь вот, – продолжал Шубин, – не молодой, кажется, дворянин, а сколько в нем еще таится счастливой, детской веры! Уважать! Да знаете ли вы, стихийный вы человек, за что Николай Артемьевич гневается на меня? Ведь я с ним сегодня целое утро провел у его немки; ведь мы сегодня втроем пели «Не отходи от меня»*; вот бы вы послушали. Вас, кажется, это берет. Пели мы, сударь мой, пели – ну и скучно мне стало; вижу я: дело неладно, нежности много. Я и начал дразнить обоих. Хорошо вышло. Сперва она на меня рассердилась, а потом на него; а потом он на нее рассердился и сказал ей, что он только дома счастлив и что у него там рай; а она ему сказала, что он нравственности не имеет; а я ей сказал «Ах!» по-немецки; он ушел, а я остался; он приехал сюда, в рай то есть, а в раю ему тошно. Вот он и принялся брюзжать. Ну-с, кто теперь, по-вашему, виноват? – Конечно, ты, – возразил Увар Иванович. Шубин уставился на него. – Осмелюсь спросить у вас, почтенный витязь, – начал он подобострастным голосом, – эти загадочные слова вы изволили произнести вследствие какого-либо соображения вашей мыслительной способности или же под наитием мгновенной потребности произвести сотрясение в воздухе, называемое звуком? – Не искушай, говорят! – простонал Увар Иванович. Шубин засмеялся и выбежал вон. – Эй! – воскликнул четверть часа спустя Увар Иванович, – того… рюмку водки. — 118 —
|