|
Увар Иванович сидел в креслах возле окна и дышал напряженно. Николай Артемьевич ходил большими шагами по комнате, засунув руки в карманы; лицо его выражало неудовольствие. Он остановился наконец и покачал головой. – Да, – начал он, – в наше время молодые люди были иначе воспитаны. Молодые люди не позволяли себе манкировать старшим. (Он произнес: ман , в нос, по-французски.) А теперь я только гляжу и удивляюсь. Может быть, не прав я , а они правы; может быть. Но всё же у меня есть свой взгляд на вещи: не олухом же я родился. Как вы об этом думаете, Увар Иванович? Увар Иванович только поглядел на него и поиграл пальцами. – Елену Николаевну, например, – продолжал Николай Артемьевич, – Елену Николаевну я не понимаю, точно. Я для нее не довольно возвышен. Ее сердце так обширно, что обнимает всю природу, до малейшего таракана или лягушки, словом всё, за исключением родного отца. Ну, прекрасно; я это знаю и уж не суюсь. По тому тут и нервы, и ученость, и паренье в небеса, это всё не по нашей части. Но господин Шубин… положим, он артист удивительный, необыкновенный, я об этом не спорю; однако манкировать старшему, человеку, которому он все-таки, можно сказать, обязан многим, – это я, признаюсь, dans mon gros bon sens[63], допустить не могу. Я от природы не взыскателен, нет; но всему есть мера. Анна Васильевна позвонила с волнением. Вошел казачок. – Что же Павел Яковлевич не идет? – проговорила она. – Что это я его дозваться не могу? Николай Артемьевич пожал плечами. – Да на что, помилуйте, вы хотите его позвать? Я этого вовсе не требую, не желаю даже. – Как на что, Николай Артемьевич? Он вас обеспокоил; может быть, помешал курсу вашего лечения. Я хочу объясниться с ним. Я хочу знать, чем он мог вас прогневать. – Я вам повторяю, что я этого не требую. И что за охота… devant les domestiques[64]… Анна Васильевна слегка покраснела. – Напрасно вы это говорите, Николай Артемьевич. Я никогда… devant… les domestiques… Ступай, Федюшка, да смотри, сейчас приведи сюда Павла Яковлевича. Казачок вышел. – И нисколько это всё не нужно, – проговорил сквозь зубы Николай Артемьевич и снова принялся шагать по комнате. – Я совсем не к тому речь вел. – Помилуйте, Paul должен извиниться перед вами. – Помилуйте, на что мне его извинения? И что такое извинения? Это всё фразы. – Как на что? его вразумить надо. – Вразумите его вы сами. Он вас скорей послушает. А я на него не в претензии. — 116 —
|