– Очень вам благодарен, – возразил Лежнев, – что же касается до размежевания, то мы с вашим управляющим совершенно покончили это дело: я на все его предложения согласен. – Я это знала. – Только он мне сказал, что без личного свидания с вами бумаги подписать нельзя. – Да; это у меня уж так заведено. Кстати, позвольте спросить, ведь у вас, кажется, все мужики на оброке? – Точно так. – И вы сами хлопочете о размежевании? Это похвально. Лежнев помолчал. – Вот я и явился для личного свидания, – проговорил он. Дарья Михайловна усмехнулась. – Вижу, что явились. Вы говорите это таким тоном… Вам, должно быть, очень не хотелось ко мне ехать. – Я никуда не езжу, – возразил флегматически Лежнев. – Никуда? А к Александре Павловне вы ездите? – Я с ее братом давно знаком. – С ее братом! Впрочем, я никого не принуждаю… Но, извините меня, Михайло Михайлыч, я старше вас годами и могу вас пожурить: что вам за охота жить этаким бирюком? Или собственно мой дом вам не нравится? я вам не нравлюсь? – Я вас не знаю, Дарья Михайловна, и потому вы мне не нравиться не можете. Дом у вас прекрасный; но, признаюсь вам откровенно, я не люблю стеснять себя. У меня и фрака порядочного нет, перчаток нет; да я и не принадлежу к вашему кругу. – По рождению, по воспитанию вы принадлежите к нему, Михайло Михайлыч! vous ?tes des n?tres[52]. – Рождение и воспитание в сторону, Дарья Михайловна! Дело не в том… – Человек должен жить с людьми, Михайло Михайлыч! Что за охота сидеть, как Диоген в бочке? – Во-первых, ему там было очень хорошо; а во-вторых, почему вы знаете, что я не с людьми живу? Дарья Михайловна закусила губы. – Это другое дело! Мне остается только сожалеть о том, что я не удостоилась попасть в число людей, с которыми вы знаетесь. – Мосьё Лежнев, – вмешался Рудин, – кажется, преувеличивает весьма похвальное чувство – любовь к свободе. Лежнев ничего не ответил и только взглянул на Рудина. Наступило небольшое молчание. – Итак-с, – начал Лежнев, поднимаясь, – я могу считать наше дело поконченным и сказать вашему управляющему, чтобы он прислал ко мне бумаги. – Можете… хотя, признаться, вы так нелюбезны… мне бы следовало отказать вам. – Да ведь это размежевание гораздо выгоднее для вас, чем для меня. Дарья Михайловна пожала плечами. – Вы не хотите даже позавтракать у меня? – спросила она. – Покорно вас благодарю: я никогда не завтракаю, да и тороплюсь домой. — 144 —
|