Они скрылись на минуту за кустами, и вот опять показались, повернули наверх, по узкой тропинке идут мимо беседки, где сидят Павлик с Еленой. Ласково Павлику кивают головами, и Елену узнали. — Здравствуй, милая царица! — Сестры! — радостно кричит Елена. И обрадована навсегда Елена. И в обычности явлена ей радость увенчанной жизни. Через все испытания бедной, скудной жизни пронесет она свою царственную гордость, высокое достоинство свое. И вот теперь, через много лет, стоя перед окном, одетая в бедное, поношенное платье, ждет она сына и шепчет, вспоминая день своего венчания: «Человек — царь земли!» Снегурочка[394]IПросят дети: — Снегурочка, побудь с нами. Говорит Снегурочка: — Хорошо. Я побуду. Побыла с ними. Тает. Спрашивают детки: — Снегурочка, ты таешь? Отвечает Снегурочка: — Таю. Плачут дети: — Милая, краткое время побыла ты с нами, — что же с тобою? Тихо говорит Снегурочка: — Позвали — пришла. И умираю. Плачут дети. Говорит добрый: — И уж нет Снегурочки? Только слезы. Злой говорит: — Лужа на полу — нет и не было Снегурочки. И говорит нам тот, кто знает: — Тает Снегурочка у наших очагов, под кровлею нашего семейного дома. Там, на высокой горе, где только чистое веет и холодное дыхание свободы, живет она, белоснежная. Дети просятся: — Пойдем к ней, туда, на высокую гору. Улыбается мать и плачет. IIОпять, опять мы были дети! Ждали елки, праздника, радости, подарков, снега, огоньков, коньков, салазок. Ждали, сверкая глазами. Ждали. Нас было двое: мальчик и девочка. Мальчика звали Шуркою, а девочку — Нюркою. Шурка и Нюрка были маленькие оба, красивые, румяные, всегда веселые — всегда, когда не плакали; а плакали они не часто, только когда уж очень надо было поплакать. Были они лицом в мать. Хотя их мать звали просто-напросто Анною Ивановною, но она была мечтательная и нежная в душе, а по убеждениям была феминистка. Кротко и твердо верила она, что женщины не плоше мужчин способны посещать университет и ходить на службу во всякий департамент. С дамами безыдейными Анна Ивановна не зналась. Ее подруги, феминистки, считали ее умницею; другие ее подруги, пролетарки, смотрели на нее, как на кислую дурочку. Но те и другие любили ее. Ее муж, Николай Алексеевич Кушалков, был учитель гимназии. Очень аккуратный. Верил только в то, что знал и видел. К остальному был равнодушен. Считал себя добрым, потому что никогда не подсиживал никого из сослуживцев. Отлично играл в винт. — 319 —
|