|
Когда королю доложили об этом, он долго тер лоб, — вспоминая, наконец, воскликнул: — Самого Николая я помню: это — тот пастух, которого мы забрали при походе на соседей. А что он сделал, я решительно не помню. Наверное, какой-нибудь вздор. Свою курицу вместо чужой украл, или что-нибудь в таком роде. После таких слов даже те вельможи, которые смутно помнили, за что был посажен Николай, не осмелились этого высказать, потому что король гордился отменною памятью, великодушными делами и острыми словами. К последним он причислял и вышеупомянутую свою речь, так что было неудобно соваться в его решения. А король, довольный началом, продолжал: — Я скоро собираюсь вести войну с тою же страною и Николай может быть нам полезен. Что же касается до того, что он полюбил Элизу, это его частное дело и никакого государственного преступления тут нет. Если отец девушки согласен, то, я думаю, ничто не мешает их браку. Но отец девушки не только не согласен, а, наоборот, отказал наотрез. Тогда король сказал: предоставь это дело мне, я поговорю с Николаем и даю тебе слово, что через три дня он и думать позабудет о твоей дочери. Король так говорил потому, что кроме того он гордился убедительною силою своих разговоров. Он считал, что стоит ему, как Сократу, поговорить полчаса о гороховом супе или вареных бобах — и он убедит кого угодно изменить родине, переменить веру или разлюбить любимого до сих пор. Потому главный тюремщик не противоречил, поклонился и вышел, а к королю привели Николая. Тогда между ними произошел следующий разговор: — Ты Николай? — Николай. — Почему же ты Николай? — Потому что меня так назвали. А если б тебя назвали Петром? — Тогда бы я назывался Петром. — У тебя изменился бы нос или уши от этого? — Не думаю. — Что же ты полагаешь, если б тебя звали Павлом, тебя бы солнце больше пекло? — И этого не полагаю. — Ведь, если б ты умел печь булки, ты бы назывался булочник? — Справедливо. — Почему же ты тогда упорствуешь в любви к Элизе? — Я не упорствую. — Что ж ты делаешь? — Я просто люблю ее. — Королю нужно повиноваться! — Следует. — Ну, так как же? — Я не знаю. — Отец Элизы за тебя не выдаст. — Это его дело. — И ты Элизы больше никогда не увидишь. — Ну, что ж делать? — Разве тебе это будет приятно? — Я не говорю этого. — Да ты знаешь ли, что ты сейчас делаешь? — Разговариваю с королем. — А кто так еще разговаривал? — 243 —
|