|
Стало быть, вещество заключено собственно в мундире; взятые же независимо от мундира, и он, помпадур, и закон – равны. Заключение это вскоре было самым блистательным образом подтверждено и другими исследованиями. Как ни старательно он прислушивался к говору толпы, но слова: «помпадур», «закон» – ни разу не долетели до его слуха. Либо эти люди были счастливы сами по себе, либо они просто дикие, не имеющие даже элементарных понятий о том, что во всем образованном мире известно под именем общественного благоустройства и благочиния. Долго он не решался заговорить с кем-нибудь, но, наконец, заметил довольно благообразного старика, стоявшего у воза с кожами, и подошел к нему. – Вот что, почтеннейший, – начал он, – человек я приезжий, и нужно мне до вашего градоначальника дойти. Каков он у вас? – Это какой же начальник? – Да вон тот… главный… что на пожарном дворе живет. – А кто его знает! надобности нам в нем не видится. Помпадура даже передернуло при этом ответе. – Как же это, почтеннейший! до градоначальника – да надобности нет? А ну, ежели, например… что? бы, например… Он стал отыскивать подходящий пример, но как ни усиливался, мог отыскать только следующий: – А ну, например, ежели в часть попадешь? – До сих пор бог миловал. А ежели когда попадем, тогда и узнаем. – Но, может быть, слухи какие-нибудь ходят… ведь это градоначальник, почтеннейший! говорят же о нем что-нибудь. – И слухов не знаем. Потому, ничего нам этого не надобно. – Гм… Стало быть, так и живете? и ничего не опасаетесь? – Опасаться как не опасаться; завсегда опасаемся, потому что всё до поры до времени. – Может, закона боишься? – Говорю тебе: до поры до времени. Выедешь, это, из дому хоть бы на базар, а воротишься ли домой – вперед сказать не можешь. Вот тебе и сказ. Может быть, закон тебе пропишут, али бы что… – Странно это. Если ты ведешь себя хорошо, если ты ни чего не делаешь… я надеюсь, что господин градоначальник настолько справедлив… – Ты и надейся, а мы надежды не имеем. Никаких мы ни градоначальников, ни законов твоих не знаем, а знаем, что у каждого человека своя планида. И ежели, примерно, сидеть тебе, милый человек, сегодня в части, так ты хоть за сто верст от нее убеги, все к ней же воротишься! Таково было содержание первого разговора. Покончив с кожевенником, помпадур устремился к старичку-мещанину, стоявшему у палатки, увешанной лубочными картинками. Старик был обрит и одет в немецкое платье и сквозь круглые очки читал одну из книг московского изделия, которыми тоже, по-видимому, производил торг. — 102 —
|