|
– Чай, к Успенью-то поедете? – спрашивает пономарица. – Поедем… а вы? – Ну, нам… – пономарица завистливо вздыхает, – а к Воздвиженью-то тоже поедете? – Поедем… а вы? – Ну, нам… – пономарица опять озлобленно вздыхает. Собеседницы умолкают, лошадь махает хвостом. – Чи-их! чи-их! уж какую же только нонче пыль уродил бог! – говорит пономарица. – Да, нонче пыль ничего, – отвечает дьяконица и, немного помолчав, прибавляет: – Здравствуйте! и еще здравствуйте! Опять молчание; лошадь перестает бежать, но хвостом махает. Дьяконица клюет носом, изъявляя очевидное желание вздремнуть. Одна пономарица не дремлет; ее угнетает мысль: сколько перемен кушаньев будет у воздвиженского попа. – Матрена Петровна! а Матрена Петровна! – говорит она. – Что вам? – А мед-то у воздвиженских подают? – Подают и мед. – А сначала-то, чай, щи с рыбицей? – Сначала щи с рыбицей. – Ну, так! Опять молчат. Лошадь, побежавшая было рысцой, опять пошла шагом. Солнце так и палит лицо дьяконицы, с которого льют крупные капли пота. Пономарица как-то так устроилась, что лицо ее находится в тени. Дьяконица только отдувается и приговаривает: – Уж и жарынь же уродил господь! – Чи-их! чи-их! – расчихалась пономарица. – Здравствуйте! и еще здравствуйте! – ответила дьяконица. – И к Казанской поедете? – И к Казанской поедем… а вы? – Ну, нам… В это время едет навстречу пьяный мужик; он лежит в телеге и напевает: Что ты, Дуня, приуныла*, Призадумавшись, шельма, сидишь? – Э! да это, никак, от Спаса наши конопляницы едут? – говорит он, поравнявшись с дьяконицей. – Ну-ка, проваливай, суконное рыло! – ворчит пономарица. Вдруг подле самой дороги запищал кулик. – Ишь ты! – сказала пономарица. – Божья тварь! – отвечала дьяконица и слегка усмехнулась. – А к Покрову поедете? – спросила пономарица. – Поедем и к Покрову, а вы? – Ну, нам… В это время телега въехала в деревню; у самой околицы чернеется кабак. Пономарица с дьяконицей переглянулись. – Прру! – сказала дьяконица. – Да стой же ты, лешой! – усугубила пономарица. – Матрена Петровна, при вас есть? – Ну, и так поверят! чай, знакомые! Пономарица начала слезать и задела за чеку сарафаном, на котором образовалась порядочная дыра. – Ишь ты! – сказала пономарица, – точно вот в прорву! точно вот в прорву! Дьяконица слезла благополучно. Пономарица не утерпела, чтобы не проворчать: — 21 —
|