|
На беду Потанчикова, хозяйка квартиры, в которой жил Гегемониев, объявила ему, что Зиновей Захарыч со вчерашнего дня слег в постель и в настоящую минуту находится чуть ли не при смерти. – В подпитии, конечно-с? – робко заметил Потанчиков. Но хозяйка положительно заверила, что барин целые сутки маковой росинки в рот не брал и умирает без всякой аллегории. Потанчиков уже хотел удалиться, как из соседней комнаты послышался дребезжащий голос самого Гегемониева, призывавший хозяйку. – Пожалуйте! – сказала она, возвращаясь чрез минуту к Потанчикову. – Больны, Зиновей Захарыч? – спросил Потанчиков, садясь у изголовья Гегемониева. – Да… перепустил, видно… на именинах третьего дня у Разумника Семеныча был… ну, и поплясал тоже… – Это пройдет, Зиновей Захарыч; от радости худо не бывает-с. – Да, в наше время, это точно, что люди от веселья не хварывали, а нынче, брат, и радость-то словно не на пользу; везде ровно те?мнеть какая обстоит… Ты зачем? – А вот-с, становым на всю жизнь осчастливили… желательно было бы от вас позаимствоваться-с… – Спасибо. Спасибо тебе, что меня, старика, вспомнил. Это точно, что я напутствовать могу, потому я произошел… я много, брат, в жизни произошел! Плохо вот только мне; даже словно душит в груди… однако ничего, попробую… – Вертоград этот, – начал Гегемониев, по временам прерывая рассказ свой удушливым кашлем, – вертоград, о котором мы будем беседовать, весьма необыкновенный. В самое короткое время, с небольшим в каких-нибудь сто лет, разросся*, приумножился и изукрасился он преестественно. Говоришь ты мне: «Становым на всю жизнь осчастливлен», а знаешь ли, что? есть «становой»? Думаешь ты, может быть, что становой есть Потанчиков, есть Овчинников, есть Преображенский? А я тебе скажу, что все это одна только видимость, что и Потанчиков и Овчинников тут только на приклад даны, в существе же веществ становой есть, ни мало ни много, невещественных отношений вещественное изображение*…шутка! Скажу я тебе по этому самому случаю аллегорию. В младых моих летах хаживал я, сударь, в школу и не мало-таки розгачей и мученических венцов, просвещения ради, принял. И сказывали нам тогда, как в старые годы отцы наши варягов из-за моря призывали и как варяги порядок у нас производили, и не обошлось тут без того, чтоб гости хозяев легонько не постегали. И всему этому я, по невинности своей, в ту пору верил, и все это вышла, однако ж, одна новейшего произведения аллегория. Разберем это дело по пунктам. — 4 —
|