В самых дверях зала я встретился с Сидором Петровичем и с первого же взгляда убедился, что предприятие нашего почтенного начальника края совершенно не удалось. – Скажите, пожалуйста, что это с вашим префектом сделалось? совсем, что ли, он голову потерял? – обратился ко мне этот ретроград. Сидор Петрович в шутку называл всех вообще губернаторов «префектами», ибо стоял за self-government[192], а централизацию признавал вредным порождением наплыва французских демократических идей*. С другой стороны, Эмманюель Иваныч называл всех губернаторов «пашами», потому что был сторонником самой строгой административной централизации и находил, что наше губернское учреждение есть горький плод нашей древней азиятской распущенности. – Разве что-нибудь случилось? – спросил я. – Чего «случилось»! Он, кажется, вознамерился нынче потешать публику увеселительным представлением! Вообразите: ведь он выдумал сводить меня с нашим доморощенным Лафайетом… да ведь так и толкает, так и толкает! А тут ему сдуру Лампадников взялся помогать: тот Лафайета на меня толкает – чуть было носы нам не разбили! Изволите видеть, это у них называется примирять враждующие стороны! – Вероятно, однако ж, его превосходительство имел при этом в виду какую-нибудь благонамеренную цель… – Да черт его дери с его благонамеренными целями! да какое нам дело до его дурацких целей! – Однако ж согласитесь сами, Сидор Петрович, его превосходительство, как начальник края… – Нет, да вы представьте себе: ведь так и толкает! так и толкает! «Позвольте, господин префект, – говорю я ему, – разве в ваших instructions[193] написано, чтоб толкаться? Да вы за маленького, что ли, или за вашего adjoint или substitut[194]меня принимаете?» Так ведь нет, не унялся: щекотит у меня под мышками, да и полно! Насилу ведь освободился! – Ах, как это неприятно! Куда ж вы теперь? – Домой, батюшка, домой, и с этой минуты на все эти bals de la pr?fecture[195] ни шагу! Нет, да каков, однако? Щекотаться выдумал! – Послушайте, Сидор Петрович, ваш отъезд может глубоко огорчить начальника края… Конечно, я советовать вам не смею, но с своей стороны, полагал бы, что благоразумное снисхождение и, так сказать, покорность воле начальства… Но я не успел кончить, потому что Сидор Петрович как-то странно обозрел меня с ног до головы и тотчас же начал спускаться по лестнице. «Эге! – подумал я, – да какой же ты ретроград! Ты, брат, либерал, да еще какой – в нос бросится!» Между тем в кабинете его превосходительства разыгрывалась другая история. Начальник края стоял посреди комнаты совершенно растрепанный и застенчиво выслушивал заносчивые речи Эмманюеля Иваныча. Гости сжались и притаились; некоторые изъявили явное намерение улизнуть, другие попрятались к стороне, но ни один не пикнул. Среди этой всеобщей тишины привольно было раздаваться громкому голосу нашего либерала. — 318 —
|