На днях как-то губернаторша, по старой привычке, обратилась к мужу с обычным вопросом относительно устройства какого-либо увеселения. – Губернатор! – сказала она, – ты забываешь, душа моя, что откупщик уж третий месяц ничего не делает! – Мож… – отвечал было губернатор, но потом спохватился и, махнув рукою, прибавил очень решительно: – Нельзя! – C’est inconcevable![188] – сказала губернаторша. – Чего тут «inconcevable»! – запальчиво возразил губернатор, – ты знаешь ли, сударыня, что за нами с тобой нынче тысячи глаз наблюдают? В это время маленький Володя (сынок их превосходительств) навел на maman свое зеркальце (на детском языке это называется «устроить зайчика»), и отражение света на минуту ослепило глаза ее. Губернаторша подумала, что это смотрят те самые тысячи глаз, о которых только что упомянул губернатор. – Во всяком случае, хоть нам самим, да следует что-нибудь устроить! – сказала она, – ведь это невозможно! Agla? и Cl?op?tre (pauvres petites![189]) совсем никаких развлечений не имеют! – Я сам об этом… да! надо положить конец этим распрям, надо соединить обе партии! – пробормотал губернатор, как бы обдумывая нечто грандиозное. – Ну, вот и прекрасно! Кстати же мы так давно не доставляли никаких удовольствий обществу! Слово «партия» не ново в провинции, но значение его на наших уже глазах совершенно изменилось. В прежние времена у нас обыкновенно свирепствовали две партии: старого предводителя дворянства и нового предводителя дворянства. Обе партии исключительно занимались тем, что объедали и опивали своих патронов и бушевали на выборах, кладя им шары направо, поднося им шары на блюде и вообще оказывая самые разнообразные знаки верноподданнической преданности. Тут борьба не имела никакого политического оттенка, тут дело шло единственно о том, кто кого перекормит. И, господи! что за обеды проистекали из этого благородного соревнования! Петр Петрович шесть недель спаивает с круга какого-то благорожденного теленка, холит и ублажает некоторую необычайную свинью; белые как снег поросята визжат и мятутся от желудочных болей, следствия неслыханного обжорства… Партия Петра Петровича притаила дыхание, взирая на эти приготовления, и заботится только о том, чтоб Иван Яковлевич как-нибудь не прознал об них и не успел отразить удар чем-нибудь в том же роде. Но Иван Яковлевич тоже не промах; с помощью преданных ему клевретов он зорко следит за своим противником, и в то время, как тот торжествует мысленно победу, он наносит ему удар в самое сердце, посылая в Москву за такою провизией, о которой мудрецам глуповеким и во сне не снилось. — 315 —
|