|
– Да, привычка – великое дело! – Грудью, вот этою самою грудью жертвовал! И что ж в результате? – абшид! Полковник, видимо, впадал в лиризм, потому что колотил себя в грудь самым неестественным образом. – Что мне нужно? – декламировал он, став в позицию, как это обыкновенно делают благородные, но огорченные люди, – что мне нужно? Добрую сигару и стакан доброго вина! Добрую сигару я отдам приятелю; стакан вина разделю с ним же! Теперь у меня нет ни того, ни другого! Последнюю сигару я выкурил вчера, последний стакан вина выпил каналья денщик сегодня, в то время, как я молился богу! Новых я купить не в состоянии. Я не знаю даже, буду ли в состоянии сшить себе новые сапоги! Это горько! это неблагодарно! – Яшка! – прибавил он совершенно неожиданно, кликая денщика, – ступай, подлец, к Барабошкиной и спроси, не осталось ли у ней хоть одной бутылки моего любимого вина? Последний возглас оживил меня несколько. Нет ничего несноснее, как присутствовать при посторонней горести. Конечно, эта горесть не могла назваться и для меня совсем постороннею: ибо и я, наравне с другими, мог погибнуть в стремнине политического переворота; но все-таки я страшных писем еще не получал, следовательно, гибель моя представлялась еще отдаленною, и мысль о ней не портила еще моего аппетита в такой степени, в какой портила аппетит других моих сотрудников по вертограду администрации. Одним словом, от этих унылых стонов мною начинало уже овладевать нетерпение, и я имел основание думать, что появление бутылки вина хоть несколько изменит направление разговора. – Тут была целая система, – приставал между тем полковник, – система, могу сказать, строго соображенная во всех своих частях и подробностях. Мы связаны между собой вот как! Полковник соединил обе руки и просунул пальцы одной из них между пальцев другой. – Спрашиваю я вас теперь, можно ли оставаться без системы? – добивался он. – Знаете ли что? – отвечал я, как бы озаренный свыше вдохновением, – ведь я думаю, что без системы оставаться решительно никак невозможно! – Стало быть, можно, коли оно так есть: взгляните и судите! – иронически заметил он. Такого рода разговоры обыкновенно продолжаются до бесконечности. Источником им служат раны человеческого сердца, а раны эти, как известно, сочатся до тех пор, покуда не иссочат из себя всего гноя обид и оскорблений, в них накопившихся. Наш разговор был прерван появлением подлеца Яшки, который доложил, что купчиха Барабошкина с дерзостью отозвалась, что у нее никакой бутылки вина для полковника нет и не было. — 312 —
|