– Кузнеца Потапыча сын. Я знаю Потапыча, потому что он кует и часто даже заковывает моих лошадей. Потапыч старик очень суровый, но весьма бедный и живущий изо дня в день скудными заработками своих сильных рук. Избенка его стоит на самом краю города и вмещает в себе многочисленную семью, которой он единственная поддержка, потому что прочие члены мал мала меньше. – А ведь тебе далеконько идти, – говорю я. – Ничего-таки, будет! только вот тятька беспременно заругает. – За что? – А я еще утрось из дому убег, будто в ряды, да вот и не бывал с тех самых пор… то есть с утра с раннего, – прибавил он, и вдруг, к величайшему моему изумлению, пискливым дискантом запел: – «На заре ты ее не буди*…» – Кто тебя научил этой песне? – А что, песня важнецкая! наш учитель приходский только и дела, что мурлычет ее. – Неужто ты с самого утра по городу шатаешься? – А то нет? сказано: с утра раннего… неужто ж пропустить экой праздник! – А дома у вас разве нет елки? – Какая елка! У нас и хлеба поди нет… чем еще разговеемся завтра! Имея душу чувствительную, я вдруг проникаюсь состраданием к бедному мальчику, которому, может быть, завтра разговеться нечем. Если я чему-нибудь в мире завидовал, то это именно положению герцога Герольштейна*, который, не щадя, можно сказать, своей изнеженной особы, заходил в tapis francs[96] и запанибрата разговаривал с шуринёрами*. Но Крутогорск не представляет никакого поприща для моей филантропической деятельности, и я тщетно ищу в нем Fleur-de-Marie, потому что проходящие мимо меня мещанки видом своим более напоминают тех полногрудых нимф, о которых говорит Гоголь, описывая общую залу провинцияльной гостиницы*. Мысленный взор мой внезапно устремляется на бегущего рядом со мною мальчугана, и я начинаю видеть в нем достаточную жертву для своих благотворительных затей. – Хочешь ко мне пойти? – спрашиваю я мальчика. Он вопросительно смотрит мне в глаза. – Я тебе пряников дам, – продолжаю я. – Мне что пряники! – говорит он, – я, пожалуй, и вино пью. Такая откровенность и столь раннее развитие несколько смущают меня; но я дал себе слово провести этот вечер не одиноко и настойчиво преследую свою цель. – Что ж, я и вина дам, – говорю я. Мальчуган с минуту колеблется, но потом беспрекословно следует за мной. Нас встречает Гриша, которому тоже, вероятно, скучно сидеть одному, потому что он злобно смотрит то на меня, то на мальчишку. – Это еще кого привели? – сердито ворчит он. — 167 —
|