|
– И охота тебе говорить об нем! – Вот видишь, любезный, ты об нем и говорить не хочешь, а он об тебе вспоминал! «Где, говорит, он? я, говорит, слышал, что он с мерзавцами связался?» – И ты, разумеется, подтвердил? – Еще бы! Да, говорю, жаль малого! скружился! Затем Глумов, по своему обыкновению, засыпал меня анекдотами из жизнеописания русского культурного человека, так что мало-помалу и меня самого увлек в область воспоминаний об нашей совместной школьной жизни. – А помнишь ли, – сказал я, – как мы в школе родословную Износкову сочинили: отец – Бычок, мать – Светлана, бабка – Резвая, от Громобоя и Гориславы, прапращур – сам Синеус? – А дядя, который в то время полковником в гусарах служил, – серый в яблоках Борисфен? А помнишь, как он рассказывал: «У меня maman такая слабенькая, что даже родить меня сама не решилась, а тетеньке поручила»? – Да, да, да! как давно, однако, все это было! и сколько воды с тех пор утекло! – Так много утекло, что он даже поумнеть успел. Серьезно говорю. Прежде, бывало, только зубы показывал, белые-разбелые, а нынче и говорить начал. «Пальто, говорит, у меня от Шагмега, панталоны – от Тедески, жакетка – от Жогже?!» И об заграничном житье тоже: «В Германии, говорит, горы зеленые, в Швейцарии – горы голые, в Италии – небо синее, а в Риме – римской папа сидит!» Словом сказать, ведет светский разговор, да и шабаш! – В администраторы, чай, метит? – Нет, эта в нем благородная черта есть: без дела слоняться предпочитает. А то как бы не попасть! ведь ему графиня Нахлесткина теткой родной приходится. Да ему и незачем: и без того его положение завидное. Нынче, брат, такой особенный чин народился: всякий, кому голову преклонить некуда, представителем культурного слоя себя называет. Вот он приписался к этому чину, да и щеголяет в нем по белу свету. Летом – на водах и в Швейцарии, осенью и весной – в Париже, на зиму – в Петербург; ест и пьет он отлично, спит в меру, желудок у него варит на славу, огорчений никаких – чего еще, каких еще почестей нужно! – Да, брат, хорошо бы хоть годок так пожить! А то маешься-маешься, словно бы и дело делаешь, а результат один: воочию видишь, как подтачивается и засыхает твоя жизнь! – А я тебе, знаешь ли, что? хотел предложить? Сходим-ка вместе к Износкову! – Это зачем? – Во-первых, для разогнания хандры. По моему мнению, что? с Износковым подвидаться, что? на хороший пирог с начинкой посмотреть – одинаково сердцем расцветешь. А во-вторых, хотелось бы и предполагаемого читателя твоего тебе показать – ведь ты говоришь, что у вас их много, – чтобы ты сам убедился, как он на тебя смотрит и об тебе разговаривает. — 149 —
|