|
– А вы при какой крамоле состоите? при потрясательно-злонамеренной или при потрясательно-благонамеренной? – Угадайте! – Зачем угадывать? не имею надобности. – Ежели я вам назову… ну, хоть «кружок любителей статистики»… ха-ха! – Устав утвержден? – Чудак вы! – В таком случае, извините. Хоть я и люблю статистику, но не чувствую ни малейшей потребности прибегать к тайне, коль скоро могу явно… – А явно – это особо! И явно, и тайно – милости просим всячески! А ну-ка, благослови господи… по рукам! – Ей-богу, не могу. – Да вы подумайте, что? такое есть ваша жизнь? – ведь это кукуевская катастрофа – только и можно сказать про нее! Разве вы живете хоть одну минуту так, как бы вам хотелось? – никогда, ни минуты!* читать вы любите – вместо книг календарь перечитываете; общество любите – вместо людей с Кшепшицюльским компанию водите; писать любите – стараетесь не буквы, а каракули выводить! Словом сказать, постоянно по кукуевской насыпи едете. И все это только для того, чтоб в квартале об вас сказали: «Какой же это опасный человек! это самый обыкновенный шалопай!» Ну, сообразно ли это с чем-нибудь? Разумеется, я и сам понимал, что ни с чем несообразно, но все-таки повторил: – не могу. – На днях для этой цели вы двоеженство устроили, – продолжал он, – а в будущем, может быть, понадобится и подлог… При этих словах у меня даже волосы на голове зашевелились. – Да, и подлог, – повторил он, – потому что требования все повышаются и повышаются, а сообразно с этим должна повышаться и температура вашей готовности… Ну хорошо, допустим. Допустим, что вы выполнили свою программу до конца – разве это результат? Разве вам поверят? Разве не скажут: это в нем шкура заговорила, а настоящей искренности в его поступках все-таки нет. Я продолжал упорствовать. – Вот если бы вам поверили, что вы действительно… тово… это был бы результат! А ведь, в сущности, вы можете достигнуть этого результата, не делая никаких усилий. Ни разговоров с Кшепшицюльским от вас не потребуется, ни подлогов – ничего. Придите прямо, просто, откровенно: вот, мол, я! И все для вас сделается ясным. И вы всем поверите, и вам все поверят. Скажут: это человек искренний, настоящий; ему можно верить, потому что он не о спасении шкуры думает, а об ее украшении… ха-ха!* – Но этого-то именно я и не хочу… украшений этих! – возмутился я. – То-то вот вы, либералы! И шкуру сберечь хотите, да еще претендуете, чтобы она вам даром досталась! А ведь, по-настоящему, надо ее заслужить! — 114 —
|