|
– Та-та-та! стой, братец! – прервал Алексей Степаныч, – сам-то ты не твердо говоришь – вот они и не понимают. Народы да народы… какие такие «народы»? Кто об «народах» говорит? Прямо говорил бы: а в кутузку хочешь?! Сразу бы поняли! – Да ведь это оно самое и есть, почтеннейший друг! «Есть народы», – а дальше уж всякий и сам должен разуметь: такие, мол, народы, для которых кутузка есть, так сказать, пантеон… – И все-таки повторю: выражаешься неявственно! Никаких «народов» нет, а есть Управа Благочиния и то, что в пределах ее ведомства состоит. Так и сказывай! – Так-то так, Алексей Степаныч! – счел долгом заступиться я, – да ведь нельзя редактору так просто выражаться. Редактор – ведь он гражданское мужество должен иметь. А между тем оно и без того понятно, что ежели есть «народы, которые», то очевидно, что это те самые народы и суть, для коих, как уж и выразился господин редактор, «кутузка» представляет своего рода пантеон. И я уверен, что и сотрудники газеты «Чего изволите?» хорошо понимают это, но только предпочитают, чтоб господин редактор сам делал в их статьях соответствующие изменения. Молчалин 2-й горько усмехнулся. – Да-с, предпочитают-с, – сказал он, – да сверх того потом на всех перекрестках подлецом ругают! – Так что, с одной стороны, ругают сотрудники, а с другой, угрожает начальство? Действительно, не весьма ловкое это положение! Молчалин 2-й на минуту потупился, словно бы перед глазами его внезапно пронесся дурной сон. – Такое это положение! такое положение! – наконец воскликнул он, – поверите ли, всего три года я в этой переделке нахожусь, а уж болезнь сердца нажил! Каждый день слышать ругательства, и каждый же день ждать беды! Ах! – И как мне сказывал Алексей Степаныч, неприятность вашего положения осложняется еще тем, что вы боитесь, сами не зная кого и чего? – И не знаю! ну вот, ей-богу, не знаю! Еще вчера, например, писал об каком-нибудь предмете, писал бесстрашно – и ничего, сошло! Сегодня опять тот же предмет, с тем же бесстрашием, тронул – хлоп! Батюшки! да за что! А за то, говорят, что вчера было писать благовременно , а нынче – неблаго временно. А я почем знал? – «А я почем знал»! – передразнил Алексей Степаныч, – а нос у тебя на что? А сердце-вещун для чего? Коли ты благонамеренный, так ведь сердце-то на всяк час должно тебя остерегать! – Рассказывай! Тебе хорошо, ты своего проник – ну и объездил! А вот худо, как и объездить некого! поди угадывай, откуда гроза бежит! — 423 —
|