|
– А как его предварительно в укромное-то место посадишь, так оно вернее! – Да; а потом и разобрать можно. Если он подлинно только прохожий – ну, и пусть себе идет на все четыре стороны! – То-то вот и есть. А тезку-то моего даже и за прохожего никак принять невозможно. Такое уж его положение, что прямо говорят: науститель! А какой он науститель! Рублишка до смерти хочется – вот и вся завязка романа. Он ежели в первый раз человека видит, так и то в голове у него только одна мысль: вот кабы мне этакого-то подписчика! Да не хотите ли, я познакомлю вас с ним? – Что ж, пожалуй… – И не бесполезно будет, я вам скажу. Может быть, грешным делом, фельетончик напишете – он ведь за строчку-то по четыре копеечки платит! Мы условились, что в следующее же воскресенье, в первом часу утра, я зайду к Алексею Степанычу, и затем вместе отправимся к его тезке. В условленный час мы были уж в квартире Молчалина 2-го. Нас встретил пожилой господин, на лице которого действительно ничего не было написано, кроме неудержимой страсти к правописанию. Он принял нас в просторном кабинете, посередине которого стоял большой стол, весь усеянный корректурными листами. По стенам расположены были шкафы с выдвижными ящиками, на которых читались надписи: «безобразия Свияжские», «безобразия Красноуфимские», «безобразия Малоархангельские» и проч. Ко мне Молчалин 2-й отнесся так радушно, что я без труда прочитал в его глазах: пять копеек за строчку – без обмана! и будь мой навсегда! К Алексею Степанычу он обратился с словами: – Да уйми ты, сделай милость, моих передовиков! – Бунтуют? – Республики, братец, просят! – А ты бы сказал, что республики не дадут! – Смеются. Это, говорят, уж ваше дело. Мы, дескать, люди мысли, нам нужна истина теоретическая, а там дадут или не дадут – это для нас безразлично. – Да неужто ж им в самом деле республики хочется? – Брюхом, братец! вот как! – А я так позволяю себе думать, – вмешался я, – что они, собственно, только так… Знают, что вам самим эта форма правления нравится, – вот и пишут… Молчалин 2-й приосанился. – Ну да, конечно, – сказал он, – разумеется, я… Само собой, что, по мнению моему, республика… И в случае, например, если б покойный Луи-Филипп… Однако согласитесь, что не для всех же народов республика пригодна! – Еще бы! – воскликнул я, – существуют народы, для которых и Управы Благочиния – за глаза довольно! – Вот это-то самое я им и твержу. Господа, говорю, чувства ваши очень похвальны, и я сам при случае готов… ну там, «vive Mac-Mahon»[148], что ли… ведь это все равно что по-нашему: ура! Но не все же, говорю, народы… — 422 —
|