– Хотите быть моим другом? – сказала она, – нет, не другом… а сыном? – Потому что «друг» у вас уж есть? – с горечью произнес я. – Ну да, Цыбуля… c’est convenu![342] A вы будете сыном… mon fils, mon enfant – n’est ce pas?[343] Я молчал. – Но почтительным, скромным сыном… pas de b?tises…[344]правда? И чтоб я никогда не видела никаких ссор… с Цыбулей? – И с Травниковым? – бросил я ей в упор. – И с Травниковым… ah! ah! par exemple![345] Да, и с Травниковым, потому что он присылает мне прелестные букеты и отлично устраивает в земстве дела барона по квартированию полка… Eh bien! pas de b?tises… c’est convenu?[346] – Mais comprenez donc…[347] – Pas de mais! Un bon gros baiser de m?re, appliqu? sur le front du cher enfant, et plus – rien![348] Слышите! – ничего! С этими словами она встала, подошла ко мне, взяла меня обеими руками за голову и поцеловала в лоб. Все это сделалось так быстро, что я не успел очнуться, как она уже отпрянула от меня и позвонила. Я был вне себя; я готов был или разбить себе голову, или броситься на нее (tu sais, comme je suis imp?tueux![349]), но в это время вошел лакей и принес лампу. Затем кой-кто подъехал, и, разумеется, в числе первых явился Цыбуля. Он сиял таким отвратительным здоровьем, он был так омерзительно доволен собою, усы у него были так подло нафабрены, голова так холопски напомажена, он с такою денщицкою самоуверенностью чмокнул руку баронессы и потом оглядел осовелыми глазами присутствующих (после именинного обеда ему, очевидно, попало в голову), что я с трудом мог воздержаться… И эта женщина хочет втереть мне очки насчет каких-то платонических отношений… с Цыбулей! С этим человеком, который пройдет сквозь строй через тысячу человек – и не поморщится! Ну, нет-с, Полина Александровна, – это вы напрасно-с! Мы тоже в этих делах кое-что смыслим-с! Весь остаток вечера я провел в самом поганом настроении духа, но вел себя совершенно прилично. Холодно и сдержанно. Она заметила это и улучила минуту, чтоб подозвать меня к себе. – Vous vous conduisez comme un sage![350] – сказала она. – Вот вам за это! Она быстро поднесла к моим губам руку, но я был так зол, что только чуть-чуть прикоснулся к этой хорошенькой, душистой ручке… К довершению всего, мне пришлось возвращаться домой вместе с Цыбулей, которому вдруг вздумалось пооткровенничать со мною. – Ты, хвендрик, не вздумай у меня Парасю отбить! – сказал он совсем неожиданно. «Парася!» le joli nom![351] И я уверен, что с глазу на глаз, в минуты чувствительных излияний, он ее даже и Параськой зовет! Это окончательно взбесило меня. — 256 —
|