|
– Не хотите ли творогу со сливками? – вдруг обратилась она ко мне. – Madame!.. – сказал я, не понимая ее вопроса. – Вы такой молодой… vous devez adorer le laitage…[333] – Признаюсь, это меня как будто ожгло; но, к счастью, я скоро нашелся. – Может быть, – ответил я, – но во всяком случае обожать молоко все-таки лучше, нежели обожать… лук! В свою очередь, она с минуту в недоумении смотрела на меня… и вдруг поняла! – Ах, да! – почти вскрикнула она, весело хохоча, – «лук»… «цыбуля»… c’est ?a! Ce cher capitaine! Mais savez-vous que c’est tr?s m?chant![334] Лук… цыбуля… обожать Цыбулю… ah! ah! И она вновь так звонко засмеялась, что я почувствовал себя довольно неловко. Ты не можешь себе представить, maman, какой это смех! Звук его ясный, чисто детский, и в то же время раздражающий, едкий. Нахохотавшись досыта, она вздохнула и сказала: – Какой вы молодой! – Послушайте, баронесса! – сказал я, – я уж однажды слышал от вас это восклицание. Теперь вы его повторяете… зачем? – А хоть бы затем, чтоб вы не смотрели так, как сейчас на меня смотрели. Vous avez des regards de conqu?rant qui sont on ne peut plus compromettants… ah, oui![335] – В чьих же глазах это может компрометировать вас? Быть может… Я остановился, как бы затрудняясь продолжать. – В глазах ротмистра, хотите вы сказать? А если б и так? – Цыбуля, баронесса! Поймите меня… Цыбуля!! – Вам не нравится эта фамилия? Какой вы молодой! – De gr?ce, baronne![336] – Да, молодой! Если б вы не были молоды, то поняли бы, что Цыбуля – отличный! Que c’est un homme charmant, un noble coeur, un ami ? toute ?preuve…[337] – Rien qu’un ami?[338] – Ah! ah! par exemple![339] Она опять залилась своим ясным, раздражающим смехом. Но я весь кипел; виски у меня стучали, дыхание занималось. Вероятно, в лице моем было что-то особенно горячее, потому что она пристально взглянула на меня и привстала с кушетки. – Слушайте! – сказала она, – будемте говорить хладнокровно. Мне тридцать лет, и вы могли бы быть моим сыном… ? peu pr?s…[340] «Вот оно! сынок!» – мелькнуло у меня в голове. – Что за дело! – начал я. – Нет, очень большое дело. Я не хочу портить вашу жизнь… не хочу! Вы только в начале пути, а я… – Неправда! неправда! – воскликнул я с жаром, – красота, грация… la chastet? du sentiment!.. cette fra?cheur de formes… ce moelleux… ?a ne passe pas![341] Это вечно! Она засмеялась вновь, но уже тихонько, сладко, и приняла задушевный тон. — 255 —
|