– Я его выгоню! – так и рявкнул Ганя, как будто обрадовавшись сорвать досаду. – И тогда он пойдет опять нас повсеместно срамить, как вчера. – Как, как вчера? Что такое: как вчера? Да разве… – испугался вдруг ужасно Ганя. – Ах, боже мой, разве ты не знаешь? – спохватилась Варя. – Как… так неужели правда, что он там был? – воскликнул Ганя, вспыхнув от стыда и бешенства. – Боже, да ведь ты оттуда! Узнала ты что-нибудь? Был там старик? Был или нет? И Ганя бросился к дверям; Варя кинулась к нему и схватила его обеими руками. – Что ты? Ну, куда ты? – говорила она. – Выпустишь его теперь, он еще хуже наделает, по всем пойдет!.. – Что он там наделал? Что говорил? – Да они и сами не умели рассказать и не поняли; только всех напугал. Пришел к Ивану Федоровичу, – того не было; потребовал Лизавету Прокофьевну. Сначала места просил у ней, на службу поступить, а потом стал на нас жаловаться, на меня, на мужа, на тебя особенно… много чего наговорил. – Ты не могла узнать? – трепетал как в истерике Ганя. – Да где уж тут! Он и сам-то вряд ли понимал, что говорил, а, может, мне и не передали всего. Ганя схватился за голову и побежал к окну; Варя села у другого окна. – Смешная Аглая, – заметила она вдруг, – останавливает меня и говорит: «Передайте от меня особенное, личное уважение вашим родителям; я наверно найду на днях случай видеться с вашим папашей». И этак серьезно говорит. Странно ужасно… – Не в насмешку? Не в насмешку? – То-то и есть что нет; тем-то и странно. – Знает она или не знает про старика, как ты думаешь? – Что в доме у них не знают, так в этом нет для меня и сомнения; но ты мне мысль подал: Аглая, может быть, и знает. Одна она и знает, потому что сестры были тоже удивлены, когда она так серьезно передавала поклон отцу. И с какой стати именно ему? Если знает, так ей князь передал! – Не хитро узнать, кто передал! Вор! Этого еще недоставало. Вор в нашем семействе, «глава семейства»! – Ну, вздор! – крикнула Варя, совсем рассердившись, – пьяная история, больше ничего. И кто это выдумал? Лебедев, князь… сами-то они хороши: ума палата. Я вот во столечко это ценю. – Старик вор и пьяница, – желчно продолжал Ганя, – я нищий, муж сестры ростовщик, – было на что позариться Аглае! Нечего сказать, красиво! – Этот муж сестры, ростовщик, тебя… – Кормит, что ли? Ты не церемонься, пожалуйста. – Чего ты злишься? – спохватилась Варя. – Ничего-то не понимаешь, точно школьник. Ты думаешь, всё это могло повредить тебе в глазах Аглаи? Не знаешь ты ее характера; она от первейшего жениха отвернется, а к студенту какому-нибудь умирать с голоду, на чердак, с удовольствием бы побежала, – вот ее мечта! Ты никогда и понять не мог, как бы ты в ее глазах интересен стал, если бы с твердостью и гордостью умел переносить нашу обстановку. Князь ее на удочку тем и поймал, что, во-первых, совсем и не ловил, а во-вторых, что он, на глаза всех, идиот. Уж одно то, что она семью из-за него перемутит, – вот что ей теперь любо. Э-эх, ничего-то вы не понимаете! — 336 —
|