– Вы извините меня за угощение, Надежда Николаевна. Вам, быть может, неприятно, но не сердитесь. Будьте добры, заварите чай, налейте. Кушайте: вот конфеты, вино. Я стала хозяйничать, а он сел против меня так, что его лицо оставалось в тени, и принялся рассматривать меня. Я чувствовала на себе его постоянный и пристальный взгляд и чувствовала, что краснею. Я на минуту подняла глаза, но сейчас же опять опустила, потому что он продолжал серьезно смотреть мне прямо в лицо. Что это значит? Неужели эта обстановка, скромное, черное платье, отсутствие нахальных лиц, пошлых речей подействовали на меня так сильно, что я опять превратилась в скромную и конфузливую девочку, какой была два года тому назад? Мне стало досадно. – Скажите, пожалуйста, что вы выпучили на меня глаза?.. – выговорила я с усилием, но бойко. Иван Иваныч вскочил и заходил по комнате. – Надежда Николаевна! Не говорите так грубо. Побудьте хоть час такою, как вы сюда пришли. – Но я не понимаю, зачем вы меня позвал-и. Неужели только затем, чтобы молчать и смотреть на меня? – Да, Надежда Николаевна, только за этим. Вам ведь это особого огорчения не сделает, а мне утешение – в последний раз на вас посмотреть. Вы были так добры, что пришли, и в этом платье, такою, как теперь. Я этого не ждал и за это вам еще больше благодарен. – Но отчего же в последний раз, Иван Иваныч? – Я ведь уезжаю. – Куда? – Далеко, Надежда Николаевна. Я вовсе сегодня не именинник. Я так это, не знаю сам почему, написал. А мне просто хотелось еще раз на вас посмотреть. Хотел я сначала пойти и ждать, когда вы выйдете, да уж как-то решился просить вас к себе. И вы были так добры, что пришли. Дай вам бог за это всего хорошего. – Мало хорошего впереди, Иван Иваныч. – Да, для вас мало хорошего. Впрочем, ведь вы сами знаете лучше меня, что для вас впереди… – Голос Ивана Иваныча задрожал. – Мне лучше, – прибавил он: – потому что я уеду. И его голос задрожал еще более. Мне стало невыразимо жалко его. Справедливо ли все то дурное, что я чувствовала против него? За что я так грубо и резко оттолкнула его? Но теперь уже поздно сожалеть. Я встала и начала одеваться. Иван Иваныч вскочил, как ужаленный. – Вы уже уходите? – взволнованным голосом спросил он. – Да, надо идти… – Вам надо… Опять туда! Надежда Николаевна! Да давайте, я лучше убью вас сейчас! Он говорил это шепотом, схватив меня за руку и смотря на меня большими, растерянными глазами. – Ведь лучше? Скажите! — 29 —
|