Лакей подошел к Ивану Иванычу, который положил локти на стол и на локти – лицо и изредка вздрагивал, и стал трогать его за плечо: – Господин Никитин! Так нельзя-с… При всех… Хозяин забранит. Господин Никитин! Здесь нельзя, чтоб этаким родом. Извольте вставать! Иван Иваныч поднял голову и посмотрел на слугу. Он вовсе не был пьян, и слуга понял это, как только увидел его печальное лицо. – Это, Семен, ничего. Это так. Ты вот дай мне графинчик очищенной. – С чем прикажете? – С чем? С рюмкой. И побольше, чтобы не графинчик, а графин. Вот тебе, получи за все и еще возьми два двугривенных. Через час отправишь меня домой на извозчике. Ты ведь знаешь, где я живу? – Знаю-с… Только, сударь, как оно это?.. Он, очевидно, недоумевал: подобный случай представился ему в первый раз за все время его долголетней практики. – Нет, постой, я лучше сам. Иван Иваныч вышел в переднюю, оделся и, выйдя на улицу, завернул в торговое заведение, на низком окне которого ярко блестели освещенные газом разноцветные ярлыки бутылок, аккуратно и со вкусом уложенных в подстилку из мха. Через минуту он вышел, неся в руках две бутылки, дошел до своей квартиры, которую нанимал в меблированных комнатах Цукерберг, и запер за собою дверь на ключ. IIIЯ опять забылась и опять проснулась. Три недели ежедневного шатанья! Как я только выношу это! Сегодня у меня болит голова, кости, все тело. Тоска, скука, бесцельные и мучительные рассуждения. Хоть бы пришел кто-нибудь! Как будто в ответ на ее мысль, в передней зазвенел звонок. «Дома Евгения?» – «Дома, пожалуйте», – ответил голос кухарки. Неровные, торопливые шаги простучали по коридору, дверь распахнулась, и в ней появился Иван Иваныч. Он вовсе не был похож на того робкого и застенчивого человека, который приходил сюда же два месяца назад. Шляпа набекрень, цветной галстук, уверенный, дерзкий взгляд. И при этом шатающаяся походка и сильный винный запах. Надежда Николаевна вскочила с места. – Здравствуй! – начал он: – як тебе пришел. И он сел на стул у двери, не сняв шляпы и развалясь. Она молчала, молчал и он. Если бы он не был пьян, она бы нашла, что сказать, но теперь она потерялась. Пока она думала, что ей делать, он опять заговорил. – Ннда! Вот я и пришел… Имею прраво! – вдруг бешено закричал он и вытянулся во весь рост. Шляпа упала с его головы, черные волосы в беспорядке падали на лицо, глаза сверкали. Вся его фигура выражала такое бешенство, что Надежда Николаевна испугалась на минуту. — 24 —
|