|
– Конечно, конечно! – Ах, какая мазня! – вскрикнула она. – Я никогда еще не видела начала работы художника. И как это интересно!.. К знаете, уже в этой мазне я вижу то, что должно быть… Вы задумали хорошую картину, Андрей Николаевич… Я постараюсь сделать все, чтобы она вышла… насколько от меня это зависит. – Что же вы можете сделать? – Я говорила вчера… Я сделаю вам выражение. Вам будет легче работать… Она быстро стала на свое место, подняла голову, уронила белые руки, и на ее лице отразилось все, о чем мечтал я для своей картины. Тут были решимость и тоска, гордость и страх, любовь и ненависть… – Так? – спросила она. – Если так, то я буду стоять сколько угодно. – Лучше мне ничего не нужно, Надежда Николаевна; но ведь вам будет трудно сохранять подолгу такое выражение. Благодарю вас. Посмотрим. До этого еще далеко… Позвольте просить вас позавтракать со мною… Она долго отказывалась, но потом согласилась. Моя поилица и кормилица Агафья Алексеевна принесла завтрак; мы в первый раз сели за стол вместе. Сколько раз это случалось потом!.. Надежда Николаевна ела мало и молча; она, видимо, стеснялась. Я налил в ее стакан вина, которое она выпила почти сразу. Румянец заиграл на ее бледных щеках. – Скажите, – вдруг спросила она, – вы давно знаете Бессонова? Я не ожидал этого вопроса. Вспомнив все, что произошло между мною и Бессоновым из-за нее, я смутился. – Отчего вы краснеете? Впрочем, все равно; только ответьте мне на вопрос. – Давно. С детства. – Он хороший человек? – Да, по-моему, он хороший человек. Он честен, много работает. Он очень талантливый человек. Он хорошо относится к матери. – У него есть мать? Где она? – В ***. Там у нее есть маленький домик. Он высылает ей деньги и сам иногда туда ездит. Я никогда не видал матери, более влюбленной в сына. – Зачем же он не возьмет ее сюда? – Кажется… она сама не хочет… Впрочем, не знаю… Дом у нее там, она привыкла. – Это неправда, – задумчиво сказала Надежда Николаевна. – Он не берет матери сюда потому, что думает, что она помешает ему. Я не знаю, я только думаю так… Она стеснит его. Это провинциалка, вдова какого-нибудь мелкого чиновника. Она будет шокировать его. Она произнесла слово «шокировать» едко и с расстановкой. – Я не люблю этого человека, Андрей Николаевич, – сказала она. – За что? Он все-таки хороший человек. – Я не люблю его… И боюсь его… Ну, будет; пойдем работать. — 132 —
|