– И все время так, Мосолов? – Видишь. Однако иди, а то простудимся. И то уж четверть часа стоим. – Какой ты бесчувственный! – сказал Никитин, пристально посмотрев на глаза товарища, когда проходили мимо ревербера через переднюю. – Причувствовался, братец. Это тебе впервой. Подавали закуску. – А славная должна быть водка, – сказал Никитин; – да какая же крепкая! Дух захватывает! – Эх, девчонка! и глаза покраснели! – сказал Мосолов. Все принялись стыдить Никитина. «Это только оттого, что я поперхнулся, а то я могу пить», – оправдывался он. Стали справляться, сколько часов. Только еще одиннадцать, с полчаса можно еще поболтать, успеем. Через полчаса Катерина Васильевна пошла будить даму в трауре. Дама встретила ее на пороге, потягиваясь после сна. – Хорошо вздремнули? – Отлично. – И как чувствуете себя? – Превосходно. Я ж вам говорила, что пустяки: устала, потому что много дурачилась. Теперь буду солиднее. Но нет, не удалось ей быть солидною. Через пять минут она уж очаровывала Полозова и командовала молодежью, и барабанила марш или что-то в этом роде черенками двух вилок по столу. Но торопила ехать, а другие, которым уж стало вовсе весело от ее возобновляющегося буйства, не спешили. – Готовы лошади? – спросила она, вставая из-за закуски. – Нет еще, только велели запрягать. – Несносные! Но если так. Вера Павловна, спойте мне что-нибудь: мне говорили, у вас хороший голос. Вера Павловна пропела что-то. – Я вас буду часто просить петь, – сказала дама в трауре. – Теперь вы, теперь вы! – пристали к ней все. Но не успели пристать, как она уже села за рояль. – Пожалуй, только ведь я не умею петь, но это мне не остановка, мне ничто не остановка! Но mesdames и messieurs, я пою вовсе не для вас, я пою только для детей. Дети мои, не смейтесь над матерью! – а сама брала аккорды, подбирая аккомпанемент: – дети, не сметь смеяться, потому что я буду петь с чувством. И стараясь выводить ноты как можно визгливее, она запела: Стонет сизый… Молодежь фыркнула при такой неожиданности, и остальная компания засмеялась, и сама певица не удержалась от взрыва смеха но, подавив его, с удвоенною визгливостью продолжала: …голубочек, Стонет он и день и ночь: Его миленький дружо… но на этом слове голос ее в самом деле задрожал и оборвался. «Не выходит – и прекрасно, что не выходит, это не должно выходить – выйдет другое, получше; слушайте, дети мои, наставление матери: не влюбляйтесь и знайте, что вы не должны жениться». Она запела сильным, полным контральто: — 283 —
|