|
– Ты отворачиваешься… Не хочешь говорить… – Я не отворачиваюсь, – сказал я. – Я так любил тебя, Сережа, а ты… из-за пустяка! За что ты меня оскорбляешь? За что? Граф сел, вздохнул и покачал голевой… – Ну, будет тебе дурака ломать! – сказал я. – Ладно! Сильно было мое влияние над этим слабым, тщедушным человечишкой, так же сильно, как и презрение к нему… Мой презрительный тон не оскорбил его, а напротив… Услышав мое «ладно», он вскочил и принялся обнимать меня… – Я привез его с собой… Он сидит в карете… хочешь, чтоб он перед тобой извинился? – А ты знаешь его вину? – Нет… – И отлично. Пусть не извиняется, но только предупреди его, что если случится впредь еще раз что-либо подобное, то я уж кипятиться не стану, а приму меры. – Стало быть, мир, Сережа? И отлично! Так бы и давно, а то чёрт знает из-за чего поссорились! Словно институтки! Ах, да, голубчик! Нет ли у тебя… полрюмки водки? Ужасно пересохло в горле! Я приказал подать водки. Граф выпил две рюмки, развалился на диване и стал болтать. – Сейчас я, брат, встретился с Олей… Чудо женщина! Надо тебе сказать, что я начинаю ненавидеть Урбенина… Это значит, что Оленька начинает мне нравиться… Чертовски хорошенькая! Я думаю приволокнуться за ней. – Не следует трогать замужних! – вздохнул я. – Ну, у старика… У Петра-то Егорыча не грех его супругу подтибрить… Она ему не пара… Он, как собака: и сам не трескает и другим не дает… Сегодня же начну свои приступы и начну систематически… Такая душонка… гм… просто шик, братец! Пальчики оближешь! Граф выпил третью рюмку и продолжал: – Знаешь, кто мне еще нравится из здешних?.. Наденька, дочка этого дурака Калинина… Жгучая брюнетка, бледная, знаешь, с этакими глазами… Тоже нужно будет удочку закинуть… На Троицу делаю вечер… музыкально-вокально-литературный… нарочно, чтоб ее позвать… А здесь, брат, как оказывается, ничего себе, весело! И общество, и женщины… и… Можно у тебя здесь уснуть… на минутку?.. – Можно… Но как же Пшехоцкий с каретой? – Пусть ждет, чёрт с ним!.. Я сам, брат, его не люблю. Граф приподнялся на локоть и проговорил таинственно: – Держу только по необходимости… по нужде… Ну, да чёрт с ним! Локоть графа подвернулся, и голова упала на подушку. Через минуту послышался храп. Вечером, когда граф уехал, у меня был третий гость: доктор Павел Иванович. Он приезжал известить меня о болезни Надежды Николаевны и о том, что она… окончательно отказала ему в своей руке. Бедняга был печален и походил на мокрую курицу. — 202 —
|