|
Вам известный друг Гунияди-Янос*. Кланяется Вам сторожиха. Маша просит, чтобы Вы написали насчет квартиры*. Адрес не станция Алексин, а город Алексин. Суворину А. С., 18 мая 1891*969. А. С. СУВОРИНУ 18 мая 1891 г. Алексин. 18 май. Ликуй ныне и веселися Сионе*. Жил я в деревянной даче в четырех минутах ходьбы от Оки, кругом были дачи и дачники, березы и больше ничего. Надоело. Я познакомился с некиим помещиком Колосовским и нанял в его заброшенной поэтической усадьбе* верхний этаж большого каменного дома. Что за прелесть, если бы Вы знали! Комнаты громадные, как в Благородном собрании, парк дивный с такими аллеями, каких я никогда не видел, река, пруд, церковь для моих стариков и все, все удобства. Цветет сирень, яблони, одним словом – табак! Сегодня перебираюсь туда, а дачу бросаю. Дача нанята за 90 руб., а усадьба за 160 р. Дорого обойдется это лето. Ну отчего бы Вам не приехать ловить рыбу? Здесь карасей и раков видимо-невидимо. У Рошфор два этажа, но для Вас не хватило бы ни комнат, ни мебели. К тому же сообщение утомительное: со станции приходится ехать туда в объезд чуть ли не 15 верст. Других дач тоже нет, а имение Колосовского будет годиться для Вас только в будущем году, когда отделают оба этажа. Право, легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому и семейному найти себе дачу. Для меня дач сколько угодно, а для Вас ни одной. Мой мангус ушел в лес и не возвращался. Должно быть, погиб. Я дал себе слово не печатать свои сахалинские писания в газетах и журналах*, но теперь, если бы Вы знали, какое берет искушение! Сегодня же я мог бы послать Вам на 100 луидоров. Вчера я целый день возился с сахалинским климатом*. Трудно писать о таких штуках, но всё-таки в конце концов поймал чёрта за хвост. Я дал такую картину климата, что при чтении становится холодно. И как противно писать цифрами! Я ежедневно встаю в 5 часов утра; очевидно, в старости буду вставать в 4. Мои предки все вставали очень рано, раньше петухов. А я заметил, что люди, встающие очень рано, ужасные хлопотуны. Стало быть, я буду хлопотливым, беспокойным стариком. «Мамаево нашествие» – водевиль в крыловском вкусе*; ни единого характера. Пахнет дачным мужем*, а мораль такая: сибирякам дядям не следует приезжать в гости к племянникам. И склеена пьеса угловато. Читатель или зритель ждет, что гость приволокнется за хозяйкой, но и этого даже в пьесе нет и все три акта однообразны. И еще скажу: писать часто такие пьесы всё равно, что каждый день в бордель ходить – скоро истаскаешься. — 137 —
|