|
В «Вестнике иностранной литературы», в последней книжке, напечатан рассказ Уйда, перевод с английского нашего Михайлы*, податного инспектора. Зачем я не знаю языков? Мне кажется, беллетристику я переводил бы великолепно; когда я читаю чужие переводы, то произвожу в своем мозгу перемены слов и перестановки, и получается у меня нечто легкое, эфирное, подобное кружевам. В понедельник, вторник и среду я пишу сахалинскую книгу*, в остальные дни, кроме воскресений, роман, а в воскресенья маленькие рассказы. Работаю с охотой, но – увы! – семейство мое многочисленно, и я, пишущий, подобен раку, сидящему в решете с другими раками: тесно. Погода все дни стоит великолепная, место, где стоит дача, сухое и здоровое, лесу много… В Оке много рыбы и раков. Вижу поезда и пароходы. Вообще, если бы не теснота, то я был бы очень, очень доволен. Когда Вы будете в Москве? Напишите, пожалуйста. Французская выставка Вам не понравится – к этому Вы готовьтесь. Вам понравится Ока, когда мы в 5 часов утра сядем в Серпухове на паршивый пароходик и поплывем к Калуге. Жениться я не намерен. Я бы хотел теперь быть маленьким, лысым старичком и сидеть за большим столом в хорошем кабинете. Будьте здравы и покойны. Низко кланяюсь всем Вашим. Пишите мне, пожалуйста. Ваш А. Чехов. Я пишу водевиль*. Действующие лица: Анна Ивановна, Айвазовский, генерал Богданович, Иван Павлович Казанский и цензор Макаров. Суворину А. С., 13 мая 1891*964. А. С. СУВОРИНУ 13 мая 1891 г. Алексин. 13 май 91 г. Письмо, о котором Вы пишете, уже давно получено и уже послан ответ на него*. Ах, Глинский, Глинский!* Давно ли он был у меня и с высоты своего редакторского величия предлагал мне писать у него, обещая помещать даже мои маленькие рассказы? Ах, Гуревич, Гуревич!* Наверно его подбили Флексер и бабы! Ведь «Сев<ерный> вестник» могила для него. Вести толстый журнал совсем не педагогическое дело. Я напишу Вам рождественский рассказ* – это непременно. Даже два, если хотите. Я сижу и пишу, пишу… Наконец-то я принялся за дело. Сахалинскую книгу хоть печатай, столько уже сделано. Жаль только, что проклятые зубы болят и желудок расстроен. То и дело бегаю в лес, в овраг. Мои книги печатайте в каком угодно количестве. Не забудьте «Каштанку»*. Пора уже ее спустить с цепи. Если ее иллюстрировать и дать ей обложку с той собакой, которая у Вас спрятана в столе, что около окна, то она может пойти. Я медлительный, но плодовитый автор. К 40 годам у меня будет сотня книг, так что я могу открыть книжную лавку из одних только собственных сочинений. Иметь много книг и больше не иметь ничего – это ужасно совестно. — 134 —
|