|
– Гусь, думаете? – [ищет у Хлебопчука подтверждения догадки ] спрашивает Василий Петрович, садясь. – Известно, гусь! – усмехается Сава, [опираясь о плечо друга и ] с улыбкой глядя на бедную птицу, кажущуюся издали не более бабочки. – Попался, бедняга! – кричит Василий Петрович Саве, стоящему рядом с ним, плечом к плечу [, в последний раз так близко и так родственно ]. – И сколько этой глупой птицы гибнет под поездами, – весело кричит он дальше другу. – Гуси, куры, утки, индейки… числа несть!.. И видишь – бежит, а режешь!.. Не тревожить же пассажиров из-за каждого цыпленка!.. Да то сказать, не велика и потеря – гусь. Съесть можно и из-под поезда… Ну, а вот, не дай бог – корова… [Хранит меня господь: случая не было, а другие отзывались: беда, ежели бык, корова!.. Особливо, – рогом под колесо… Рога у ней что самая твердая сталь: ничем их не сокрушить… Раз попала таким манером, – долой скат с рельс!.. А опять же, владелице, сторожихе какой-нибудь переездной, разоренье: у семьи кормилицу прирежут, да еще штраф за недосмотр уплати… Ну, а гусь, – ничего!.. – Известно! – кричит Сава, смеясь. – Так ему, дурню, и треба! Не гуляй по шпалам!.. ] Вопрос исчерпан, гусь предоставлен своей ужасной будущности; Сава отходит на свое место и, попутно, громыхает дверцей топки, куда пришла пора заглянуть. Поезд летит. Момент – и закругление уже выровнялось, и на пути ничего уже не видно: труба, котел, могучие плечи паровоза сокрыли от глаз машиниста его бедную жертву. Вот направо казарма, дальше, по тому же косогору – желтая решетка сада, с беседкой в нем[, шпиль беседки кажется паутинкой, замершей в воздухе торчком ]. Там, за темными шапками клена, повис высоко в воздухе ленивый журавель колодца, – точно кнут чумака-великан[ищ ]а, воткнутый в землю; а тут, поближе, по самому косогору, по косогору… – Ах, что это – по косогору? – вскрикивает Маров, снова впиваясь рукой в рукоятку, и весь леденеет от испуга: по косогору крутится другой комок, большой и красный… Застилает глаза… Но – страшное дело! – похоже, как будто это человек в красном, который метнулся к поезду, но оборвался, упал, вдали от рельс и извивается на месте… Ползет, вытягивает руки, ломает их и мотает головой в отчаянии, в ужасе… Женщина… в красном… в платке… Господи!.. Милостивый!.. «Мать!..» [7.] 6К ним справа, из-за паровоза[, все еще трепетавшего от негодования, что прервали его удачный бег, ] выскочил лохматый мальчишка и за ним показалась баба в красной рубахе и такой же юбке. Она задохлась от бега, едва дышала, твердя пересохшими губами: «Матушка, царица, владычица!..» [Не обращая внимания на мужчин, ] О на сорвала с рук Хлебопчука девочку, кинувшуюся к ней с внезапным ревом, и выразила свою радость парою шлепков [по толстенькой заднюшке. ]. — 91 —
|