|
Для рассказа: бородатый, глаза блестящие, забитый курносый нос, говорит, говорит и налезает на человека. 19 Июля. Вчера и нынче первые хорошие дни, нынче особенно. Тихо, розоватое солнце сквозь голубой сухой тонкий туман. Шесть часов. Все стало еще краснее от этого тумана. Река в лугу течет золотым красноватым пламенем. Половина восьмого. Солнце в аспидной мути, малиново-огненное (особенно сквозь ветки палисадника). Без двадцати восемь. Совсем помутнело, малиновое. Юлий и Коля уехали в Ефремов, Софья в Орел4. 29 Июля 1911 г. Все время отличная погода. Ездили с Юлием на Бутырки. О, какое грустное было мое детство! Глушь, Николай Осипович, мать… 25-го уехал Юлий. Идешь вечером к Пескам – из-за Острова большая луна, сперва малиновая, потом оранжевая и все прозрачнее и прозрачнее. Вчера вечером катались (с Верой и Колей) к лугам на Предтеченево. Что за ночь была! И вообще какое прелестное время – начало августа! Юпитер низко на юге, Капелла на севере. Лозинки вдоль дороги, за ними луна. Слева, сзади – чуть алеющий закат, бледно-бледно-синие, необыкновенной красоты облака. Справа жнивье, бледное в лунном свете, телесного цвета. Рисового цвета ряды. Думал о поздней осени: эти луга, очень высокая луна, тонкий туман в лугах… Потом с грустью вспомнил Бутырки, ужин, самоцветные глаза собак под окнами… отец ложится спать под окнами в телегу… Нынче Вера уехала в Лазавку5. Перед вечером опять было оранжево-золотое солнце и оранжево-золотой блеск в реке. Сейчас 10 часов. Луна уже высоко, но она на каком-то непрозрачном небосклоне. Ночь вообще странная – тени от меня нет. Луна очерчивается на этом небосклоне розово-желтым, без блеску диском. Лежали с Колей на соломе. О Петре Николаевиче – как интересна психика человека, прожившего такую изумительно однообразную и от всех внутренно сокровенную жизнь! Что должен чувствовать такой человек? Все одно и то же – дожди, мороз, мятель, Иван Федоров… Потом о Таганке: какой редкий, ни на кого не похожий человек! И он – сколько этого однообразия пережил и он! За его век все лицо земли изменилось и как он одинок! Когда умерли его отец и мать? Что это были за люди? Все его сверстники и все дети их детей уже давно-давно в земле… Как он сидел вчера, когда мы проходили, как головой ворочал! Сапсан! Из жизни долголетнего человека можно написать настоящую трагедию. Чем больше жизнь, тем больше, страшней должна казаться смерть. В 80 лет можно надеяться до 100 дожить. Но в 100? Больше не живут, смерть неминуема. А при таком долголетии как привыкает человек жить! — 56 —
|