– Да, – грустно улыбнулся Меценат. – Этого товара не держим. Так как же, господа, насчет сегодняшнего торжества? Мотылек выручил: – Да очень просто! На Караванной есть превосходный кавказский кабачок с восточными кабинетами. Пойдем туда – чудное винцо! – А тебе бы только винцо, бесстыдник, – упрекнула нянька. – Я не виноват, пышная Кальвия. У меня мамка была пьяница. У нее даже два сорта молока было: левая грудь – бургундское, правая – бордосское. – Тьфу! – негодующе сплюнула Анна Матвеевна. – С вами поговоришь – только нагрешишь. В постный день оскоромишься. Решили идти на Караванную. Мотылек заявил, что он еще должен заехать в редакцию своего журнала, устроить редактору скандал, после чего не замедлит явиться; а все прочие с гамом и шумом, резко выделяясь на сонном фоне невозмутимой статуарной Принцессы, зашагали по улице, и, когда ввалились в кабачок, изо всех занятых кабинетов высунулись обеспокоенные шумом головы. Вера Антоновна выбрала самый уютный уголок, окружила себя подушками и замерла, как изумрудная ящерица на горячем солнце, откинув на спинку дивана свою великолепную голову. – Что вы будете кушать, Ваше Высочество? – спросил Меценат, нежно целуя ее руку. – Есть шашлык карский, есть обыкновенный. – А какая разница? – осведомилось дремлющее Ее Высочество. – Обыкновенный шашлык маленькими кусочками, на вертеле, карский – большим куском. – Так его еще резать надо? Лучше тогда обыкновенный! – И мне! – присоединился Кузя. Через двадцать минут приехал Мотылек. Губы его дрожали, и глаза метали гневные молнии. Число морщин на лбу возросло в угрожающей лицу прогрессии. – Подлецы! – закричал он еще с порога. – Подлые рабы! – Что случилось, Мотылек? – беспокойно глянул ему в глаза Меценат. – Ты чем-то расстроен? – Ах, Меценат! Вы представить себе не можете, что за олух наш редактор! Я уже три года секретарь журнала и считаю, что приобрел себе известный вес и положение… Сдаю в набор свое стихотворение «Тайна жемчужной устрицы», помните, еще оно вам очень ионравилось, вдруг он мне заявляет: «По техническим условиям не может быть напечатано!» – «Это что еще за технические условия?!» – «Размер велик! 160 строк». – «Да ведь стихотворение хорошее?!» – «Замечательное». – «Так чего ж его не напечатать?!» Он опять: «Потому чго длинное!» – «Но ведь хорошее?» – «Хорошее». – «Так почему не напечатаете?» – «Размер велик». Взвыл я. «У Пушкина, – говорю, – поэмы были на две тысячи строк! Вы бы и Пушкина не напечатали?!» – «Нет, – говорит, – не напечатал бы». Ну, знаете, Меценат… Насчет себя бы я еще мог простить, но – Пушкин! Озверел я. «Да вы знаете, кто такой. Пушкин?!» – «А вы знаете, что такое технические условия?» Я ему Пушкиным по голове, а он мне техническими условиями по ногам. Встал я и говорю: «Сегодня мой приятель Новакович о Кузин гвоздь сапог разорвал!» – «А мне, – говорит, – какое дело?» – «А такое, что – не почините ли?» – «Что я вам, сапожник, что ли?» Я и говорю: «Конечно, сапожник!» Крик у нас был на всю редакцию. «Вы, – говорит, – невоспитанный молодой человек!» – «А вы воспитанный в цирке старый осел, умеющий скакать только по ограниченной арене!» Забрал свои рукописи, хлопнул дверью и ушел. — 269 —
|