|
– Да ежели потрясти – есть чего. Только на мокрое дело я не пойду. Чтобы без убийства. – А Серый Волк на что? Свалим на эту скотину. Айда! Пошли и «пришили» старушку. Зажили в старухином доме припеваючи. Мальчик на старухиной кровати развалился, целый день валяется, а Красная Шапочка по хозяйству хлопочет, сундуки взламывает. А в это время по всему лесу пошел нехороший и для Добродушного Серого Волка позорный слух: что будто бы он не только людей провизии и продуктов лишает, не только буржуазного козленка зарезал, но и самое бабушку прикончил. Обидно стало Серому. Пойду, думает, к старухе, лично все выясню. Приходит – те-те-те! Полуштоф пустой на столе стоит, на стене козлиная шкура, а Красная Шапочка уже в бабушкиных нарядах щеголяет. – Ловко сработано, – с горечью подумал Серый Волк. Подошел к Троцкому, подсел на краешек кровати и спрашивает: – Отчего у тебя такой язык длинный? – Чтобы на митингах орать. – Отчего у тебя такой носик большой? – При чем тут национальность? – Отчего у тебя большие ручки? – Чтобы лучше сейфы вскрывать! Знаешь наш лозунг: грабь награбленное! – Отчего у тебя такие ножки большие? – Идиотский вопрос! А чем же я буду, когда засыплюсь, в Швейцарию убегать?! – Ну, нет, брат, – вскричал Волк и в тот же миг – гам! – и съел заграничного мальчика, сбил лапой с головы глупой девчонки красную шапочку, и, вообще, навел Серый такой порядок, что снова в лесу стало жить хорошо и привольно. Кстати, в прежнюю старую сказку, в самый конец, впутался какой-то охотник. В новой сказке – к черту охотника. Много вас тут, охотников, найдется к самому концу приходить… Короли у себя дома*Все почему-то думают, что коронованные особы – это какие-то небожители, у которых на голове алмазная корона, во лбу звезда, а на плечах горностаевая мантия, хвост которой волочится сажени на три сзади. Ничего подобного. Я хорошо знаю, что в своей частной, интимной жизни коронованные особы живут так же обывательски просто, как и мы, грешные. Например, взять Ленина и Троцкого. На официальных приемах и парадах они – одно, а в своей домашней обстановке – совсем другое. Никаких громов, никаких перунов. Ну, скажем, вот: Серенькое московское утро. Кремль. Грановитая палата. За чаем мирно сидят Ленин и Троцкий. Троцкий, затянутый с утра в щеголеватый френч, обутый в лакированные сапоги со шпорами, с сигарой, вставленной в длинный янтарный мундштук, – олицетворяет собой главное, сильное, мужское начало в этом удивительном супружеском союзе. Ленин – madame, представитель подчиняющегося, более слабого, женского начала. — 271 —
|