– Милл… лай. Мне ж много не надо же ж! Построй купаленку, плесни ведерце – мне и ладно. Надо ж купаться же ж!! – «Же ж, же ж»! Вот тебе покажут в участке «же ж»! Одягайся! – Позвольте, городовой! Они выпимши и не в себе, а вы сейчас – участок. Знаем мы ваши участки. Позвольте, я сам его урезоню. – Здравствуйте, господин! – А-а… Мамаша! Глубочайшее… – Купаться хотите? – Купаться же ж надо ж! Работать надо ж! – Дело хорошее. Водички вам немного потребуется. – Пустяки же ж! Как пожива… аете? – Слава Богу, хорошо. Вам ведь купаться не обязательно? Только освежиться? – Освежиться ж надо же ж! – Ну, вот. У меня в пузыречке вода и есть. Ведь вам не обязательно обливаться? Ежели ее немного – можно и понюхать. А? – Господи! Надо нюхать же ж! – Ну вот и хорошо. Умница. Нюхайте. – Фф… ррр… пффф… Од… днако! – Это вы что ему за водичку дали? – Ничего-с. Нашатырный спирт. – Здорово! Слеза-то как бьет. Хи-хи! – Еще, может, нырнете, а? Вот бутылочка. Держи ему голову. – Фф… рр… пфф… Однако!.. – Ну как? – Где мой… пиджак? Дом купца Отмахалова направо? – Направо. – Городовой! Дай мой пиджак. Ффу! Чёрным по белому*ВолгаIВ буфетной комнате волжского парохода за стойкой стоял здоровеннейший мужчина и бил ладонью руки по лицу качавшегося перед ним молодого парня. У парня было преравнодушное лицо, которое, казалось, говорило: «Да скоро ты, наконец, кончишь, Господи»! Здоровеннейший мужчина приговаривал: – Вот тебе разбитый бокал, вот соусник, вот провансаль! И бокал, и соусник, и провансаль – как две капли воды, походили друг на друга: это были обыкновенный пощечины, и различные названия их служили просто какими-то символами. После провансаля буфетчик наделил парня «невытертыми рюмками», «закапанной скатертью» и какой-то «коробкой бычков». Когда парню приедалось однообразие ощущения, парень поворачивал лицо в другую сторону, и вторая, отдохнувшая, щека бодро выносила и «фальшивый целковый от монаха» и «теплое пиво» и «непослушание маменьке». Толстый купец, пивший в углу теплое пиво, восторженно глядел на эту сцену, делая машинально те же движения, что и буфетчик, и качая лысой головой в такт каждому удару. – Что это такое? – спросил я радостного купца. – Это – государь мой, наше русское волжское воспитание. Чтобы, значит, помнил себя. Сынок это евонный. – Да, ведь, он его, как скотину, бьет?! — 94 —
|