Сильные и слабыеIОднажды в саду на даче я возился и бегал с крошечной девочкой лет четырех. Ее маленькие ножки не знали устали – она носилась по дорожкам, как вихрь, а я, большой, сильный, здоровый человек, запыхался и, опустившись на зеленую скамейку, решил не двигаться с места, какие бы соблазны мне ни сулили. – Слушай! – сказала девочка, раскачивая мою бессильно свисшую руку. – Пойдем… – Куда? – Туда… К старой калитке. Где много деревов. – Зачем? – Там веревка висит. – Так что ж из этого? – Ты поднимешь меня до веревки, а я буду ее дергать. Она не любила сложных игр. Примитивная «игра с веревкой», сочиненная ею полчаса тому назад, приводила ее в восторг. – Подумаешь, как весело! – скептически проворчал я. – Да пойдем! – Не хочу. – Да пойде-е-ем! – Ни за что. – Да почему? – Боюсь. – Чего? Я подумал немного и лениво сказал: – Разбойников. – Ничего. Пойдем. – Ишь ты, какая ловкая – «пойдем». А что, если разбойники выскочат из кустов да начнут нас убивать? – Не бойся. Может, не убьют. Я опустился со скамейки на песок, спрятал голову в руки и захныкал: – Бою-юсь! Они меня убьют… Глубокая нежность засветилась в ее взгляде. Она долго гладила меня крошечной, неуверенной ручонкой по голове, потом потрепала по плечу и покровительственно сказала: – Ничего, пойдем! Я тебя спасу. В это время она, вероятно, очень меня любила своим детским сердечком – большого, трусливого, беспомощного… Она думала, что ее рука – единственная для меня опора в этом жестоком свете. И был, вероятно, в ее чувстве ко мне легкий оттенок презрения – презрения культурного, уверенного в безопасности человека к пугливому суеверному дикарю. Ниже я скажу, по какому случаю вспомнился мне этот пустяковый разговор с четырехлетней девочкой… Сидя в обществе четырех человек, я среди разговора сообщил: – Я еду в Крым. Елена Николаевна сказала: – Неужели? Я тоже еду в Крым. Вы когда? – В конце этой недели. – Боже мой! Но ведь я то же самое! Вы через Одессу или прямо? – Мне все равно. Могу через Одессу. – Прекрасно. Поедем вместе. Будет веселее. А то путешествовать женщине одной – это такой ужас… Я поклонился: – С удовольствием. Считайте меня своим спутником! Мой друг Переплетов заерзал на месте, с участием взглянул на меня и, встав с места, сделал мне незаметный знак, чтобы я последовал за ним. – Что такое? – спросил я, когда мы вышли. — 32 —
|