– Сейчас, – вслух сказал я, – на станции мне удалось видеть прехорошенькую барышню. Она на меня посмотрела довольно жгуче, а когда я, проходя, нечаянно толкнул ее плечом, она засмеялась. Моя спутница промолчала. «Молчишь! Подожди же!» Я сделал вид, что вынимаю из жилетного кармана часы, и вместе с часами вынул сложенное вчетверо письмо, которое сейчас же упало на пол. – Ах, – сконфуженно сказал я. – Письмо! Ради Бога, не дотрагивайтесь до него. Его нельзя читать… Гм! Уверяю вас, что я этой женщины не знаю. Мало ли кто и что захочет мне писать. Если бы это писал я, а за других я не отвечаю. Нет, ни за что я не дам вам его прочесть! Я схватил письмо и изорвал, хотя дама не выражала никакого поползновения «ревниво схватить и прочесть оброненное письмо». Наоборот, она медленно встала и потянулась за своим саком, приговаривая: – О, Господи, какой кретин! Какое невероятное дерево! – Позвольте, я вам помогу! – Не надо! – Еще раз спрашиваю вас: знаете, что такое Ананке? Уходите? Сударыня, жизнь коротка, и нужно ловить… Нет, ты меня поцелуешь, или удар ножом образумит тебя, негод… В отчаянии я пустил в ход все номера сразу; но она взяла свой сак и, оттолкнув меня, выскочила из купе. – Счастье твое, моя милая, – подумал я, – что я не успел узнать номера седьмого. Повертелась бы ты тогда… Проклятый Волокита! Сообщил мне разную мелкую чепуху, а главного-то и не сказал!.. Глава III. Номер седьмойЕсли судьба столкнула двух людей один раз, то она обязательно столкнет их и второй. То, что называется Ананке. Вторая моя встреча с Волокитой была еще молниеноснее первой… Именно, мой поезд должен был через пять минут отойти на север, а Волокитин через полминуты – на юг. Оба поезда стояли рядышком, и когда я выглянул в окно, первое, что мне бросилось в глаза – это Волокита, высунувшийся из окна вагона своего поезда. – А, здравствуйте, – сказал он. – Слушайте – отчаянно крикнул я. – Ради всего святого! Вы мне тогда обещали сообщить самый главный номер, седьмой, – да так и сбежали, не сказав. – Сделайте одолжение! Дело в том… Но в это время Волокитин поезд свистнул, вздрогнул и двинулся. – Ради Бога! Умоляю! – взревел я, высовываясь чуть не по пояс из окна. – В двух словах! Однако он не успел сказать мне и одного слова. Наоборот, откинулся в глубь вагона, и только рука его, высунувшись из окна, завертелась во все стороны. Я всмотрелся: между большим и указательным пальцем Волокитиной руки была зажата какая-то вещица, очень похожая на золотую монету. — 31 —
|