– Ну-с… с праздничком. Христос Воскресе! – Воистину! – Представьте себе, у меня в конторе, где я служу, до полутора миллиона бочек цемента в год идет. – Поди ж ты! Цемент, он, действительно… – Теперь, собственно, жизнь вздорожала. – Да уж… Не извозчик пошел, а галман какой-то… Эфиоп. – Почему? – Да разве его от подъезда отгонишь? Ни Боже мой. А жильцы протестуются. – Скажите, вы довольны, вообще, жильцами? – Да разные бывают. Вон из третьего номера жилица, которая пишет, что массажистка – та хорошая. Кто ни придет – молодой ли, старик – меньше полтинника не сунет. Швейцар налил еще рюмку и, подмигнув, добавил: – А то какой-нибудь ошалевший с ее человек и трешку пожертвует. Ей-Богу! И он залился довольным хохотом. – А с четырнадцатого номера музыкантша – прямо будем говорить – гниль. Ни шерсти, ни молока. Шляются ученики – сами такие, что гривенник рады с кого получить. Старая, шельма. Никуда. Го-го-го!.. Прикрыв рот рукой, так как им овладела икота, смешанная с веселым смехом, – швейцар подумал и сказал: – А в девятом дамочка с мужем живет – так прямо памятник ей поставить. Как муж за дверь – так, гляди, каваргард на резинах подлетает. И уж он тебе меньше целкового никогда не сунет. Уж извините-с! Он игриво ударил Ландышева по коленке: – Понял? Супруги угрюмо молчали. Такой красивый жест, как приглашение меньшого брата к своему столу, сразу потускнел. «Меньшой брат» был человек крайне узких, аморальных взглядов на жизнь: всех окружающих он оценивал не со стороны их добродетелей, а исключительно с точки зрения «полтин и трешек», которые косвенно вызывались поведением его фаворитов. Это был, очевидно, человек, который мог ругательски изругать светлый образ леди Годивы, если бы она была его жилицей, и мог бы превозносить до небес содержательницу распутного притона… О добродетелях вообще, о добродетелях безотносительных, этот грубый человек не имел никакого понятия. – Жилец тоже жильцу розь. К одному явишься с праздником, он тебе пятишку в лапу, – на, разговляйся! А другой, голодранец, на угощение норовить отъехать… А что мне его угощение! – вскричал неожиданно швейцар, упершись руками в бока и оглядывая критическим взглядом накрытый стол. – Если я на полтинник водки тяпнул да на полтинник закуски, так начхать мне на это? Какой ты после этого жилец! Верно? Я генерала Путляхина уважаю, потому это настоящий барин: «Кто там пришел на кухню?» – «Швейцар с лестницы поздравляет». – «Дать ему зеленую в зубы и пусть убирается ко всем чертям!» Вот это барин! — 244 —
|