Решил: придерусь к чему-нибудь, заговорю и познакомлюсь. Её чистый профиль кротко и нежно рисовался на зелени кустов. Полуопущенные глаза лениво скользили по носку маленькой туфли. Я вобрал в себя как можно больше воздуху и сказал скороговоркой: – Не понимаю я этих мексиканцев!.. Из-за чего, спрашивается, воюют, революции устраивают, свергают старых президентов, выбирают новых? Кровь льется рекой – для чего всё это? По-моему, всякий гражданин имеет право требовать для себя спокойной жизни. А? Как вы думаете? Её чистый, ничем не возмущенный взор заскользил по дорожкам. Мы помолчали. – И почти каждый день у них резня, которой «старожилы не запомнят». Она молчала. – А что такое, в сущности, старожилы? Старожилами сразу не делаются, не правда ли? Старожилами делаются постепенно. Ничто не изменилось в лиц её. «Кремень, – подумал я. – Ничем ее не расшевелишь». Подняв глаза к небу, я сказал мечтательно: – Где-то теперь моя дорогая мама? Что-то она делает сейчас? Вспоминает ли обо мне? Вам сигара не помешает? Очевидно, у неё была привычка отвечать только на прямо, в упор поставленные вопросы. – Нет, – уронила она, снова замкнув свой розовый ротик. – Мне бы тоже не помешала хорошая сигара, да я, отправляясь сюда, забыл купить. Что мне делать с моей памятью, прямо-таки не знаю. Хоть плачь!.. Ей-Богу. Скажите, это липа? – Липа. – Merci. Ботаника – моя страсть. Тоже и зоология. Наука как-то… укрепляет, не правда ли? Казалось, она дремала. – Что-то мне из Москвы перестали писать, – пожаловался я. – Это ужасно, когда не пишут. Вы по думайте: три месяца хоть бы слово! Ни-ни. Ни звука. Каково? Вы сами москвичка? Она медленно, плавно, повернула ко мне порозовевшее лицо. – Послушайте!! Меня не то возмущает в вас, что вы самым наглым образом заговариваете с одинокой женщиной. Это обычное явление. Но то меня возмущает, что вы возвели этот спорт в ежедневное обычное занятие и, вероятно, сейчас же забываете об объектах вашей разговорчивости. Что за гнусная небрежность! Неужели вы забыли, что мы уже знакомы?! Три месяца тому назад вы пристали ко мне в вагоне трамвая, и я была так малодушна, что познакомилась с вами. Вы еще провожали меня… И теперь вы, выбросив всё из головы, заводите эту отвратительную канитель снова?! Я вскочил, почтительно обнажил голову и сказал: – Я очень рад, что и вы вспомнили меня… Признаться, я сейчас поступил так невежливо потому, что боялся… – Чего? – спросила она мрачно. — 201 —
|