|
– Кувшинников, Иван, – сказал Бельмесов. А подойди к нам сюда, Иван Кувшинников …Вот так. – Сколько будет пятью-шесть, Кувшинников, а? – Тридцать. – Правильно, молодец. Ну, а сколько будет, если помножить пять деревьев на шесть лошадей? Мучительная складка перерезала загорелый лоб Кувшинникова Ивана. – Пять деревьев на шесть лошадей? Тоже тридцать. – Правильно. Но тридцать – чего? Молчал Кувшинников. – Ну, чего же – тридцать? Тридцать деревьев или тридцать лошадей? У Кувшинникова зашевелились губы, волосы на голове и даже уши тихо затрепетали. – Тридцать… лошадей. – А куда же девались деревья? – иронически прищурился Бельмесов. – Не хорошо, тезка, не хорошо… Было всего шесть лошадей, было пять деревьев и вдруг – на тебе! – тридцать лошадей и ни одного де рева… Куда же ты их дел?! С кашей съел или лодку себе из них сделал? Кто-то на задней парте печально хихикнул. В смехе слышалось тоскливое предчувствие собственной гибели. Ободренный успехом своей остроты, Иван Демьяныч продолжал: – Или ты думаешь, что из пяти деревьев выйдут двадцать четыре лошади? Ну, хорошо: я тебе дам одно дерево – сделай ты мне из него четыре лошади. Тебе это, очевидно, легко, Кувшинников, Иван, а? Что ж ты молчишь, Иван, а? Печально, печально. Плохо твое дело, Иван. Ступай, брат! – Я знаю, – тоскливо промямлил Кувшинников. – Я учил. – Верю, милый. Учил, но как? Плохо учил. Бессмысленно. Без рассуждения. Садись, брать, Иван. Кулебякин, Илья! Ну… ты нам скажешь, что такое дробь? Дробью называется часть какого-нибудь числа. Да? Ты так думаешь? Ну, а если я набью ружье дробью, это будет часть какого числа? – То дробь не такая, – улыбнулся бледными губами Кулебякин. – То другая. – Откуда же ты знаешь, о какой дроби я тебя спросил? Может быть, я тебя спросил о ружейной дроби? Вот если бы ты был, Кулебякин, умнее, ты бы спросил: о какой дроби я хочу знать: о простой или арифметической?… И на мой утвердительный ответ, что – о последней – ты должен был ответить: «арифметической дробью называется – и так далее»… Ну, теперь скажи ты нам, какие бывают дроби? – Простые бывают дроби, – вздохнул обескураженный Кулебякин, – а также десятичные. – А еще? Какая еще бывает дробь, а? Ну, скажи-ка? – Больше нет, – развел руками Кулебякин, будто искренно сожалея, что не может удовлетворить еще какой-нибудь дробью ненасытного экзаменатора. – Да? Больше нет? А вот если человек танцует, и ногами дробь выделывает – это как же? — 189 —
|