– Нет. А что? – Попросит. Больше десяти рублей не одолжайте – все равно не отдаст. Я вам скажу – он да Лучезарская… В двери послышался стук. – Можно? – спросила Лучезарская, входя в уборную. – Ах, извините! Очень рада познакомиться! – Ну, что, голуба? – приветливо сказал Фиалкин-Грохотов, смотря на нее. – Что он там?.. – Ужас, что такое! – страдальчески ответила Лучезарская, поднимая руки кверху. – Это такой кошмар… Все время путает слова, переигрывает, то шепчет, как простуженный, то орет. Я с ним совершенно измоталась! – Бедная вы моя, – ласково и грустно посмотрел на нее Фиалкин-Грохотов. – Каково вам-то. – Мне-то ничего… У меня сегодня с ним почти нет игры, а вот вы… Я думаю, – вам с вашей школой, с игрой, сердцем и нервами, после большой столичной сцены… тяжело? О, как мне все это понятно! Вам сейчас выходить, милый… Идите! Он вышел, а Лучезарская нахмурила брови и, наклонившись ко мне, озабоченно прошептала: – Что вам говорил сейчас этот кретин? – Он? Так кое-что… Светский разговор. – Это страшный сплетник и лгун… Мы его все боимся, как огня. Он способен, например, выйти сейчас и рассказать, что застал вас обшаривающим карманы висящего пиджака Эрастова. – Неужели? – испугался я. – Алкоголик и морфинист. Мы очень будем рады, если его засадят в тюрьму. – Неужели? За что? – Шантажировал какую-то богатую барыню. Теперь все раскрылось. Я очень буду рада, потому что играть с ним – чистое мучение! Когда он да эта горилла – Эрастов на сцене, то ни в чем не можешь быть уверенным. Все провалят! – Почему же режиссер дает им такие ответственные роли? – Очень просто! Эрастов живет с женой режиссера, а тому только этого и надо, потому что ему не мешают тогда наслаждаться счастием с этой распутницей Каширской-Мелиной, которая жила в прошлом году с Зубчаткиным. Она грустно улыбнулась и вздохнула: – Вас, вероятно, ужасает наше театральное болото? Меня оно ужасает еще больше, но… что делать! Я слишком люблю сцену!.. В уборную влетел Эрастов и, скрежеща зубами, сказал: – Душечка, Марья Павловна, посмотрите, что сделала эта скотина с началом второго действия! Что он там натворил!!! – Я это и раньше говорила, – пожала плечами Лучезарская. – Эта роль – главная в пьесе и поэтому по справедливости должна была принадлежать вам! Впрочем… Вы ведь знаете режиссера! * * *Следующий акт я опять смотрел. Лучезарская стояла около окна, вся залитая лунным светом, и говорила, положив голову на плечо Фиалкина-Грохотова: — 61 —
|