|
– Все, подробно… Как там, вообще…. – Ах, вы и вообразить не можете. Надо вам сказать, что умерло нас трое: я, потом одна толстая лавочница и жена адвоката. На мне было белое платье с розовой отделкой, волосы зачесаны назад и на ногах… – Ну? Не перебивайте! А жена адвоката… Можете представить: она была в черном шерстяном и в туфлях без каблуков… Ха-ха! Без каблуков! Ха-ха-ха! Она так расхохоталась, что закашлялась. Потом встала с кресла и, прохаживаясь перед зеркалом, продолжала: – Ну, вот, умираем мы… В тот же день с нами похоронили одного молодого чиновника… Длинный такой был, красивый. С усиками. Мне рассказывали, что на похоронах его была молодая женщина, плакавшая над гробом, и старик, который… – Сударыня!! – И старик, который все качал головой, глядя на него… Понимаете, седой весь… качает и качает головой! А молодая дама, можете представить… – Сударыня!! – Ну, что там еще?.. А потом говорили над его гробом речи. Какой-то толстый сказал: «Обнажим, говорит, наши головы перед прахом этого молодого человека»… Ужасно было трогательно. – Сударыня!.. Я вас просил о загробной жизни, а вы… – Ах, о загробной жизни? Чего же вы раньше не сказали…. Загробная жизнь наша состоит в том, что… Она остановилась перед зеркалом и повернулась к нему спиной. – А сзади меня хорошо облегает? – Хорошо! Так вы говорите, что загробная жизнь… – Да!.. Она состоит в том, чтобы… Ах, досада! Никак я не могу спины увидеть… Она повернула голову так, что затрещали позвонки. – Загробная жизнь наша заключается в том, что мы… Она свернула череп чуть ли не совсем на затылок… Неожиданно – проволока, скреплявшая позвонки, лопнула, и голова с двумя позвонками глухо упала на ковер… Моя собеседница зашаталась и рухнула, рассыпавшись грудой белых костей. – Проклятая, болтливая баба! – злобно вскричал я, вытряхивая ее из одеяла. * * *Потом долго не мог успокоиться, шагая из угла в угол, и только под утро заснул тяжелым сном, томимый неразрешенной загадкой, которая почти давалась в руки: – Что же, наконец, делается на том свете? День человеческийДомаУтром, когда жена еще спит, я выхожу в столовую и пью с жениной теткой чай. Тетка – глупая, толстая женщина – держит чашку, отставив далеко мизинец правой руки, что кажется ей крайне изящным и светски изнеженным жестом. – Как вы нынче спали? – спрашивает тетка, желая отвлечь мое внимание от десятого сдобного сухаря, который она втаптывает ложкой в противный жидкий чай. — 188 —
|