|
Усатов пожал плечами. – Мыло – предрассудок. Парикмахеры, как авгуры, делают то, во что сами не верят. Я побрею тебя без мыла! – Да ведь больно, вероятно. Усатов презрительно усмехнулся: – Садись. Я сел и, скосив глаза, сказал: – Бритву нужно держать не за лезвие, а за черенок. – Ладно. В конце концов, это не так важно. Сиди смирно. – Ой, – закричал я. – Ничего. Это кожа не привыкла. – Милый мой, – с легким стоном возразил я. – Ты ее сдерешь прежде, чем она привыкнет. Кроме того, у меня по подбородку что-то течет. – Это кровь, – успокоительно сказал он. – Мы здесь оставим, пока присохнет, а займемся другой стороной. Он прилежно занялся другой стороной. Я застонал. – Ты всегда так стонешь, когда бреешься? – обеспокоенно спросил он. – Нет, но я не чувствую уха. – Гм… Я, кажется, немножко его затронул. Впрочем, мы ухо сейчас заклеим… Смотри-ка! Что это… У тебя ус отвалился?! – Как – отвалился? – Я его только тронул, а он и отвалился. Знаешь, у тебя бритва слишком острая… – Разве это плохо? – Да. Это у парикмахеров считается опасным. – Тогда, – робко спросил я. – Может, отложим до другого раза? – Как хочешь. Не желаешь ли, кстати, постричься? Он вынул ножницы для ногтей. Я вежливо, но твердо отказался. Однажды вечером он сидел у нас и показывал жене какой-то мудреный двойной шов, от которого материя лопалась вслед за первым прикосновением. – Милый, – сказала мне жена. – Кстати, я вспомнила: пригласи настройщика для пианино. Оно адски расстроено. Усатов всплеснул руками. – Чего же вы молчите! Господи… Стоит ли тратиться на настройщика, когда я… – Неужели вы можете? – обрадовалась жена. – Господи! Маленькое напряжение слуха… – Но у тебя нет ключа, – возразил я. – Пустяки! Можно щипцами для сахара. Он вооружился щипцами и, подойдя к пианино, ударил кулаком по высоким нотам. Пианино взвизгнуло. – Правая сторона хромает! Необходимо ее подтянуть. Он стал подтягивать, но так как по ошибке обратил свое внимание на левую сторону, то я счел нужным указать ему на это. – Разве? Ну, ничего. Тогда я правую сторону подтяну сантиметра на два еще выше. Он долго возился, стуча по пианино кулаками, прижимал к деке ухо так сильно, что даже измял его, а потом долго для чего-то ощупывал педаль. После этих хлопот отер пот со лба и озабоченно спросил: – Скажи, дружище… Черные тебе тоже подвинтить? — 125 —
|